Бывшая для мажора. Она не уйдет

Чикина Елена

Но он никогда ничего не говорил. Не жаловался ни на то, что в последние дни наша интимная жизнь совершенно разладилась, ни на то, что я отдалилась от него, физически, эмоционально, ни на то, что я, очевидно, предпочитала его общество обществу сына, мамы и даже няни. Я могла только догадываться, что он обо всем этом думал.

В качестве компенсации улыбнувшись ему так тепло, как только смогла, вышла за дверь и отправилась в универ по освещенным утренним солнцем римским улицам. Но дойдя до проспекта Трьесте, обернулась. Альдо, с утра облачившийся в легкий светлый костюм, дорогой и по-простому

изысканный, все еще смотрел на меня, и издали мне померещился холод в его глазах.

Внезапно у меня возникло стойкое чувство, что он уже видел те злосчастные снимки, и знает, что в глубине души его жена больше не хочет быть с ним. Что она предпочла ему другого.

И в этот момент я испытала… что-то вроде облегчения. Потому что именно этого я и ждала - чтобы что-то, наконец, произошло. Насколько легче мне стало бы жить — не притворяясь, не обманывая, не ожидая перемен!

Но не успела я сделать вдох и выдох, как его лицо снова разгладилось. Он улыбнулся и помахал мне рукой с крыльца нашего дома.

Нет. Конечно, он ни о чем не подозревает. Я знаю, если бы муж узнал о моей «измене», он вел бы себя совсем по-другому. Альдо просто не понимает, что со мной происходит. Пытается угадать, но не может и потому молчит, сдерживается. Вот это было похоже на него.

Я ощутила, как облегчение растаяло без следа. Ко мне вернулась надежда на то, что каким-то образом все вернется в норму, и мы снова станем беззаботными молодоженами. Вера в то, что мне удастся примирить разум и чувство.

«Совсем скоро у тебя вообще ничего не останется. И тогда ты пожалеешь обо всем!», снова вспомнились мне последние слова Давида.

Почему же он пока так ничего мне не сделал? Копит злобу, не дает ей выхода, чтобы ударить побольнее? Или после всего я настолько ему опротивела, что он даже вспоминать обо мне не хочет?

И почему… почему эта мысль по-прежнему причиняет мне такую… боль?

«Не могу без тебя. Все еще восхищен, влюблен. Все еще люблю тебя, В.», написал он в той записке, о которой я тщетно старалась не думать.

Если он, и правда, так и не разлюбил меня… после всего, что произошло между нами, после всего, что я сделала…

Какими чувствами должна была обернуться эта давняя любовь?

***

Подойдя к воротам знакомого светло-песочного здания, я подавила внутреннюю дрожь - мне не хотелось ненароком столкнуться с ним. В универе шансы случайно встретиться с парнем, о котором я продолжала думать постоянно, желала этого или нет, были выше, чем где бы то ни было. Но, наверное, если бы он захотел найти меня, то нашел бы — эта мысль не то успокаивала, не то, наоборот, волновала, не то угнетала меня.

Очень скоро я снова погрузилась в привычные хлопоты, связанные с учебой. В общем и целом, мне нравилось здесь учиться (чего было не сказать об уроках в школе). Или скорее, когда как. После лекций по истории моды, истории искусств и занятий, посвященных современному искусству, из аудиторий я не выходила, а выпархивала. Мои глаза горели, я была вдохновлена, полна решимости и самой научиться создавать нечто столь же прекрасное. Но стоило мне оказаться в творческой мастерской, как от моей решимости вообще ничего не оставалось.

Так произошло и сегодня.

– Наверное, мне это просто не дано, - пробурчала, с отвращением оглядывая подсолнух, а точнее уродливое желтое пятно, которое я изобразила на листе, приделанном кнопками к мольберту.

– Зато ты лучше нас говоришь по-итальянски, - попыталась утешить меня Кира.

Однокурсница, как и я, рассматривала мой подсолнух. И, нет - она не стала пытаться убедить кого-то в том, что у меня есть талант.

– Не расстраивайся, - Таня тоже не решилась похвалить мою работу.
– Ты же все равно не собиралась становиться дизайнером, и тем более, художником. Миру нужны искусствоведы.

– Из меня не получится модного дизайнера, зато я смогу стать работницей музея? Карьера мечты, - хмыкнула я.

По окончании вуза я собиралась снова воспользоваться протекцией Игоря Третьякова, но теперь… Неужели мне, и правда, придется работать в музее?

– Ну, не обязательно именно музея. Знаешь, сколько получают оценщики в аукционных домах?

– Хм, а может, Альдо поможет мне открыть собственную картинную галерею?
– произнесла, задумчиво покусывая кисточку.
– Или аукционный дом? С его связями это не должно быть трудно.

Правда, я не знала, что с моим браком будет завтра, не то, что через четыре года. Но помечтать все равно было не вредно.

– Везет, у тебя есть связи. Ну, а мы с Таней сами всего добьемся.

Голос Киры неуловимо изменился, но что именно в нем было, гордость простой, но талантливой девушки (ее родителям пришлось взять кредит на ее обучение), зависть с неодобрением или просто беспокойство о будущем, я не поняла.

Мне было хорошо знакомо это тревожное чувство неуверенности в завтрашнем дне. Сколько модельных агентств я обошла, прежде чем хоть чего-то добилась - сейчас я вспоминала об этом с облегчением, как будто иначе и быть не могло, и я всегда была обречена на успех. Но в то время беспокойство было сутью моей жизни.

Что важнее, талант или связи? Несправедливо, обидно и грустно, но второе часто оказывается намного важнее первого. Талантливых людей больше, чем может показаться, и далеко не всем из них суждено добиться успеха.

Я заглянула за Танин мольберт. До этого девушка никогда не занималась живописью, но очень быстро освоила азы этого предмета. И если мой подсолнух напоминал мазню ученицы младших классов, то ее работа действительно была на что-то похожа. Но в чем была разница?

– Ты просто рандомно накладываешь мазки, и у тебя само собой получается красиво?

– Не совсем. Ты же помнишь, что нам говорили про теорию цвета? Про сочетание цветов? Про цветовой круг?

– Конечно, помню, - соврала я.

Каким образом круг, расцвеченный всеми цветами радуги, может помочь изобразить подсолнух, было выше моего понимания.

– И еще, ты, наверное, забыла, что если свет теплый, тени должны быть холодными? И наоборот. У нас свет теплый. Значит, тени нужно писать в холодных тонах.

Я попыталась вспомнить, о чем именно нам говорили преподаватели во время первого занятия по живописи. Потерла виски моей бедной головы, которая тут же разболелась…