Бывшая для мажора. Она не уйдет
Шрифт:
Я замолчала на несколько секунд, чтобы перевести дыхание, а затем как могла спокойно добавила, так, чтобы мои слова прозвучали весомо и правдиво:
– Очнись, Давид. Ты нам никто.
Мы по-прежнему стояли посреди оживленной улицы. Мои слова были жестокими. Но они затерлись, потерялись в окружающем шуме огромного города.
– Это ты очнись!
– Третьяков был бледен, но мой удар явно задел его не так уж сильно.
– Ребенок - не твоя личная собственность. Это отдельный человек. Ты распоряжаешься его судьбой, но у него есть право на семью. Я знаю,
Я тоже побледнела.
– Не смей сравнивать себя с моим папой! Он лучший человек, какого я знаю! А ты… шантажируешь мать того, кого считаешь сыном, называешь ее последними словами и еще чего-то хочешь? Что ты можешь дать моему Паше? Какой из тебя пример для подражания?
– Я, и правда, не похож на твоего папочку. Он без борьбы уступил тебя твоей сволочной мамаше. Не надейся, что когда-нибудь я сделаю то же самое! Это мой ребенок, и я…
– Ты не сможешь доказать, что он от тебя!
– окончательно лишившись рассудка, истерично выкрикнула я, не думая о том, кто и что обо мне подумает.
– Не сможешь! И до тех пор ты ему никто!
Всхлипнула, но попыталась сдержать подступающую истерику. Снова кинувшись к дороге, я остановила такси, как раз проезжавшее мимо. Мне нужно было место, где я могла бы хоть немного прийти в себя…
Сидя на сером тканом сидении этой «Шкоды Октавии», ощущая в волосах ветер, потоком залетавший в чуть приоткрытое окно автомобиля, хотела почувствовать себя в безопасности. Но была как ребенок, спрятавшийся в домик во время игры в салочки.
«Давид сам не знает, чего хочет! Говорит, что не забыл меня… но то, что между нами происходит, меньше всего похоже на любовь. Это ядовитая страсть. Токсическое притяжение. Только расставшись раз и навсегда, мы сможем от него излечиться…», твердила самой себе. Но в моих ушах все еще звучала каждая его фраза.
«Ты, я и наш малыш»…
В первый раз, услышав эти слова, я прониклась горькой невыносимой нежностью к тому, кто их произнес. Но сейчас ощутила, как в моей душе закипает такая же горькая злость.
Он поэтому не хочет оставить меня в покое? Потому что нарисовал в своей голове идиллическую картинку семьи, которой у него никогда не было? Мама-карьеристка бросила его и уехала в Италию, отказавшись взять с собой, отцу вечно было не до него. Наверное, ребенок для Давида, как некое обещание воплощения в жизнь такой картинки, идеальной и неправдоподобной, как сцена из фильма.
Да мажор и понятия не имеет, со сколькими проблемами сталкиваются родители!
Он действительно хочет попробовать сыграть рядом с нами роль отца? Считает, что сможет заботиться о нас, преодолевать вместе с нами трудности, работать над отношениями? Давид всерьез думает построить настоящие отношения… со мной, эгоистичной сукой, по его же словам? Такого не бывает даже в фильмах. Третьяков просто не хочет отказываться от этой мечты, и только поэтому снова добивается девушки, которую ненавидит так, что даже ради ребенка не может этого скрыть.
Выйдя из такси на пересечении проспекта Трьесте и аллеи делла Фонтана, пару улиц я решила пройти пешком.
И где сейчас мой малыш? Гуляет с няней Мартиной в парке, разбитом вокруг виллы Ада? Или дома, играет в своей новой комнате и ждет, когда я вернусь из академии? В эту секунду мне безумно захотелось просто взять его за ручку и уехать с ним куда-нибудь далеко-далеко. В Россию. А еще лучше, на тот остров, на котором мы с Альдо провели медовый месяц. Куда-нибудь, где никто не смог бы нас найти…
Добравшись до фамильного особняка моего мужа, я на минуту остановилась рядом с фонтаном из пожелтевшего мрамора, испещренного трещинками и бороздками, появившимися на камне за долгие века. Подставила ладонь под ледяную струю, вырывавшуюся из пасти мраморного льва, погладила по спине мифического младенца-тритона. Шум воды нет-нет, да помог подлечить мои расшатанные нервы - мне было это очень нужно перед встречей с семьей.
Дойдя до входных дверей и пройдя в холл, я с порога услышала топот детских ножек.
– Мама, мама!
– запищал Паша своим смешным голоском.
– Мой зайчик!
Присела на корточки, перехватив портфель, раскрыла ему свои объятия. Выкатившись из гостиной прямо мне в руки, малыш ласково прижался щекой к моему плечу.
До трех лет он почти не говорил, зато в последние месяцы начал болтать без устали, забавно смешивая в предложениях русские и итальянские слова.
– Мама, я сегодня упал, но мне не больно. Мне совсем не больно, - показал мне ссадины на локте и коленке.
– Мой храбрый сыночек, дай поцелую!
– Он сегодня ужасно себя вел. Убегал от Мартины, кусался, щипался и кидался едой. Нам всем от него досталось, - вслед за ребенком в холл вышел Альдо.
– Ничего страшного, бывает, - улыбнувшись, философски пожала плечами.
– Ему же всего три года.
Порой Паша проказничал и капризничал, и даже меня не слушался. А мне совсем не хотелось быть с ним строгой, ведь в первые годы его жизни меня почти никогда не было рядом. Тратить драгоценные минуты общения на ругань? Мне не хотелось быть такой мамой.
У Игоря в этом смысле был другой подход к воспитанию - он считал, что ребенок должен знать свое место. Ну, а я искренне считала, что малыш в первую очередь должен знать, что его любят и принимают таким, какой он есть.
Разве не в этом и состояла главная проблема детей богатых родителей? Успешным мамам и папам всю жизнь не до них, многих чуть ли ни с младенчества отправляют в частные школы в той же Англии, например. И из них в итоге вырастают глубоко несчастные взрослые, недолюбленные, но избалованные, ожидающие от жизни чего-то запредельного, но не знающие, что в ней самое важное. Не знающие, что такое любовь. Со сколькими такими я познакомилась в среде, в которой вращаюсь в последние годы! Мой малыш не пройдет по тем же дорогам. Только не он!