Бывшая под елку
Шрифт:
— Аспирина? Или чего покрепче?
— Отвали, Белов, и без тебя тошно.
Преодолевая тошноту и гудящую голову, упираюсь руками в кровать и встаю.
— Да-а, Шурик, а ночью ты была более ласковая. — Тимур отрывается от косяка и с хитрой ухмылкой подходит ко мне. — Держи, тигрица, утоли жажду, после вчерашнего наверняка адский сушняк.
Он протягивает стакан с водой, но я не спешу принимать его, немного теряясь от того, с каким интересом Тимур осматривает меня с ног до головы. Потому что в этот момент у него такой интенсивный взгляд, что я изо всех сил сопротивляюсь желанию натянуть футболку пониже.
Звук шипения воды немного отвлекает меня, и я сглатываю скопившуюся во рту слюну. Желание попить слишком соблазнительное, и, в конце концов, я забираю стакан из рук Белова и жадно опустошаю его.
Закончив, прочищаю горло и, поставив стакан на тумбу, гордо вскидываю голову, насколько это возможно в данной ситуации.
— Это ты меня… переодел? — мой голос еще сиплый ото сна, но это не мешает мне с возмущением смотреть Белову прямо в глаза.
— Ну-у, как переодел… Скорее одел… — пожав плечами, Тимур снова многозначительно улыбается, отчего у меня мурашки бегут по коже. Господи! Что же я вытворяла?!
— Только не говори мне, что между нами что-то было?!
Он складывает руки на своей широкой груди, а я только сейчас обращаю внимание, что на нем просторная серая футболка и тонкие трикотажные спортивки, которые весьма красноречиво облегают бугор в паху.
— Это с какой стороны посмотреть, — его саркастичный тон возвращает меня в реальность, и я ненавижу то, как быстро мои щеки вспыхивают смущением.
— Белов! — цежу сквозь зубы. — Лучше не беси меня. Было или нет?!
Провокационная ухмылка кривит его губы, и он сводит большой и указательный пальцы вместе:
— Если только на полшишечки.
Я сжимаю руки в кулаки, прежде чем хватаю подушку и изо всех сил швыряю ее в Белова.
— Ну и говнюк же ты! В следующий раз держи своего одноглазого змея при себе!
Белов с легкостью отбивает подушку и, схватившись за живот, начинает громко смеяться.
— Да расслабься, Шурик, не чужие ж люди. Игогошеньке не расскажем, — подмигивает он, и я хочу придушить его. Вот прям голыми руками.
Но вместо этого обессиленно выдыхаю:
— Я тебя прибью когда-нибудь.
Белов проводит языком по нижней губе, прикусывая край ухмылки.
— Люблю пожестче, но только если любя.
Я беспомощно рычу и бросаюсь в ванную, нарочно отталкивая бывшего в сторону. Пожалуй, мне нужно остыть и смыть с себя последствия прошедшей ночи, может, после душа хоть немного голова прояснится.
Закрыв дверь, умываюсь, быстро скидываю одежду и, настроив воду, встаю под теплые тугие струи.
А уже через пять минут чувствую себя, будто родилась заново, хотя боль в висках еще дает о себе знать, но туман, окутывающий голову, уже немного рассеялся.
Выйдя из кабинки, понимаю, что нужно чем-то вытереться, но ничего нет, и тут замечаю на двери мужской махровый халат. Что ж, выбора нет, поэтому, отжав в раковине волосы, закутываюсь в него, практически утопая в мягкой ткани и терпком мужском аромате, от которого что-то мелькает в голове нечеткими образами, но мне никак не удается их ухватить.
Хронология вчерашних событий отсутствует напрочь.
Надеюсь, память как можно быстрее вернется и все окажется не так ужасно, как Белов настращал меня.
С этой надеждой я и спускаюсь на кухню и тут же зажмуриваюсь от прострелившей висок звуковой стрелы, когда на меня налетает маленький громогласный ураган:
— Мамочка, ты проснулась! Наконец-то! Папа мне не давал тебя будить, а я… А ты… — Она буквально задыхается от радости и скачет вокруг меня, как заведенная.
Тимур нарезает что-то на кухонном островке и с едва заметной улыбкой делает вид, что не обращает на нас никакого внимания. Я бросаю на него непонимающий взгляд, и он, видимо, чувствуя его, смотрит на меня.
— Да она утром забежала в спальню, чтобы меня разбудить, а увидела тебя. Еле угомонил ее, — хохотнув, добавляет он.
Только этого мне не хватало! Теперь еще и перед дочкой оправдываться. Я даже думать не хочу, как ей все это объясню.
Мне становится чертовски не по себе, когда я смотрю в счастливые глаза дочери, потому что знаю, что разобью все ее хрупкие надежды одним лишь словом…
— Милая…
Но Женя меня не слушает, подпрыгивая на месте.
— Я знала! Знала! Знала! Мое желание должно было сбыться! Значит, Дедушка Мороз уже получил мое письмо! Ура! Тили-тили тесто, жених и невеста! — хохочет дочка, а я бросаю неодобрительный взгляд на Тимура, ведь прекрасно знаю, что это его рук дело.
Белов мог сразу объяснить все ребенку, ну, или, по крайней мере, не вмешиваться, даже не хочу представлять, что он там ей наплел, пока я спала.
Сглотнув напряжение, скопившееся в горле, я ловлю дочку за руку и присаживаюсь перед ней на корточки. Но егоза даже сейчас не в силах устоять на месте: пользуясь тем, что я держу ее, она с широкой улыбкой качается из стороны в сторону. И вот эти вот огромное глаза, светящиеся верой в волшебство, буквально обезоруживают меня. Сердце обливается кровью от осознания, что сейчас мне придется погасить этот свет.
Нервно облизав пересохшие губы, слегка сжимаю ладошку дочери:
— Женечка, посмотри на меня.
Она подпрыгивает и, широко раскрыв глаза, приближается прямо к моему лицу, и я не в силах сдержать улыбку. Заправляю непослушный локон ей за ухо:
— Ты ведь знаешь, что мы с папой тебя очень любим?
— Ну конечно знаю, мамочка! И я вас тоже люблю! Очень-очень! — все так же радостно тараторит она, буквально пританцовывая на месте.
Улыбаюсь.
— И ничто этого не изменит, любовь навеки, родная. Но ты уже взрослая девочка и должна понимать, что мы с твоим папой не можем жить вместе.