Бывшая в употреблении
Шрифт:
– В чем подвох? – я нахмурился, отгоняя прочь вспыхнувший в груди жар, катившийся в живот горячим свинцовым мячиком.
Одно только имя «Катя» вызывало защемление чего-то в сердце и тяжесть внизу живота, а еще ощущение неправильности, которую я стремился нивелировать, выстраивая идеальные отношения с женой.
– Братело, ну какой подвох?! – Я даже рта не успел открыть, чтобы парировать ответом, что наш с Сабиной дом открыт для друзей, как получил откровенно и увесисто: – Даже думать забудь об этом.
Не успев открыть рот, я его захлопнул – один позорный и крайне неприятный случай имел место и стал причиной первой и единственной крупной ссоры между мной и Сабиной. Я прекрасно понимал друга, потому что на налитые слезами
Ни Кир, ни Нина до сих пор не в курсе, что происходило между нами – я достаточно унизил жену без рукоплещущих зрителей. Первый скелет повис в копилке семейных тайн. Мне неприятно это вспоминать, и вряд ли я забуду это мерзкое ощущение вынужденного насилия. Я не бью женщин, и пара протяжек по голой попе были призваны сравнять самоощущения Сабины с тем, что творилось по ее вине в душе Нины.
После этого унизительного для нас обоих воспитательного процесса Сабина предприняла несколько попыток сбежать из дома, но я молча приходил в театр к концу репетиции или в ее комнату в общаге, откуда и забрал ее после свадьбы, взваливал на плечо и увозил домой, не обращая внимания на удары кулаками и ладошками по спине, визги и совсем не театральные выражения. «Если вышла за меня замуж – будь добра оставаться женой, что бы ни натворила», – единственное, что сказал ей в тот тяжелый месяц.
Я не падал ниц перед друзьями и не приносил клятв в духе «больше никогда». Пришел к ним и извинился. И тогда уже мой взгляд все сказал Киру и Нине – не зная, как именно, но они оба знали, что Сабина легко не отделалась. Именно после этого мы с женой пришли к компромиссу, что отдыхать будем врозь в своем привычном кругу. Я не мог представить себе, что можно еще сделать такого, чтобы на душе стало хоть на десятую долю так же отвратительно, и потому считал, что самое гнусное с нами уже случилось.
– Это будет партия на кружку чая – не больше, – выстрелил я из сложенного из пальцев пистолета в друга. – Надо успеть в одно место заскочить по дороге домой.
– Но-но! – поддержал мальчишескую выходку Кир, вставая в боксерскую стойку. – Мы еще посмотрим кто кого! И вообще, – выпрямился он, – куда ты лыжи намазал?
– Да утром еще перед работой заскочил в турагентство и попросил подобрать кругосветку на лайнере на двадцать один день. После гастролей у Сабины заканчивается сезон. Наконец, отправимся в свадебное путешествие.
– А теть Юля? – забеспокоился о моей матери друг.
– Она поедет в санаторий на Алтай, не захотела к нам присоединиться.
Кир понимающе кивнул:
– Я бы тоже с гремучей змеей даже на стоэтажном лайнере отдыхать не рискнул.
Я тяжело вздохнул и не удостоил друга ответом на очередную шпильку в адрес Сабины. Не тогда, когда в солнечном сплетении снова запекло от переплётшихся воспоминаний.
***
Она идеальна. Сабина смотрела на себя в зеркало, мокрая и распаренная после душа, и любовалась собой. Безупречная от самого маленького ноготка на мизинчике на ножке до мокрых прядок, взлохмаченных полотенцем и улегшихся вокруг ее головки светлым нимбом, будто стекавшим по плечам на грудь и спину. Пронзительно красивая, до слез.
Гель для душа – малина с молоком и медом, который она считала слишком простым для нее, но запах которого так нравился Диме – был единственным минусом. Но девушка уже почти не слышала этот сладкий летний аромат. Главное, что он делал ее абсолютом для мужа. Мужчина просто слетал с катушек, становился секс-машиной и пожирал ее своей страстью, что казалось – малина содержит «Виагру». Сабина быстро поняла, что эта ягода – то, от чего Дима отказаться не в силах даже под страхом смертной казни. Кто бы подумал – такой брутальный, легко справляющийся с отбойным молотком и способный ребром ладони разбить доску, с не накаченными в спортзале, а настоящими, появившимися от работы литыми мышцами, таял как этот самый мед в теплом молоке от простого и немного приторного аромата какой-то там ягоды.
Сабина надела малиновое кружевное белье и накинула сверху атласную короткую сорочку из этого же комплекта. Едва успела высушить и уложить волосы «беспорядочной» крупной волной, как услышала знакомый шелест покрышек во дворе – приехал Дима.
С сильно бьющимся сердцем в предвкушении радости она дождалась, когда защелкнется замок на входной двери за его спиной, досчитала до пяти, давая ему время разуться, и бросилась из комнаты в холл, с ходу запрыгивая ему на руки. Диме пришлось отступить на шаг, чтобы удержаться на ногах, а сказать ему Сабина не дала даже звука – впилась в его губы нецеломудренным поцелуем голодной самки.
***
Она лишила меня права слова, дыхания и свободы воли – просто опоясала ножками и вышибла все одурительным запахом чистой кожи и малины с медом. Держал ее под попу и чувствовал, как шустрые пальчики лишают меня одежды прямо по пути в спальню. Упал на постель, так и не выпущенный из объятий, содрал с нее белье. Меня бросило в пот от возбуждения, жена словно сошла с ума – ее глаза лихорадочно блестели, а от штанов вместе с трусами она избавила меня за какие-то жалкие секунды. А уже в следующие натянула меня на себя и себя на меня. Ее прохладные пятки на моих ягодицах пришпоривали, требуя несдержанности, и я сразу спустил себя с цепи, засадив ей на всю мощь и глубину. Сабина вилась подо мной и стонала, прогибаясь в пояснице и плотнее прижимаясь к моей груди и бедрам. Мы вместе балансировали на краю крышесносной пропасти, в которую нырнули с порога, и уже через несколько минут жестких рывков ее нежная влажность плотно пульсировала вокруг члена, а я расслабил напряженные ягодицы, спуская густую струю в самый пик ее экстаза. Ее пальцы впились мне в плечи, она вся дрожала и тяжело дышала, наслаждаясь оргазмом.
Муж и жена… Это совершенно другое звучание отношений. Это обнаженные не только тела, но и души, мысли и желания. Это лишение тайн и стыдливости. Это полное приятие человека в себя, целиком, со всеми его проблемами, неполадками, срывами. Это вторая половинка не на словах, это вторая реальная часть тебя, которую нужно осмыслить, дать коды доступа ко всему, что есть ты сам, получить такой же безлимитный и безвременный пропуск во все, что важно и неважно второй части новообретенного «я». Это, раз присоединив, уже никогда не оторвать и не выключить, как кино, даже если жизнь превращается в самый жуткий триллер. Это одна на двоих аура и карма. Это два минуса, которые обрели предназначенную им часть себя и соединились в плюс. А плюс – это всегда кто-то еще. Ребенок. Не один. Два, три… Это круговорот жизни.