Бывшие. Мне не больно
Шрифт:
Он совсем не желанный и ни разу не долгожданный. Но он ведь такой… мой. Чувствую его, хотя там и ребенка нет совсем — так, фасолина еще.
Что мне делать?
Задыхаюсь в слезах и тянусь за телефоном. Унижаюсь, знаю. Но что же мне делать? Я не знаю, как разрулить это по-другому! Набираю Славу, но в ответ короткие гудки. Пишу в мессенджере — сообщения не доставляются.
Заблокировал.
Мне не больно.
Отшвыриваю телефон и в слезах, с болью в сердце проваливаюсь в черноту.
Утром дома никого,
Аборт, Таня! Ты делаешь аборт! Называй вещи своими именами, как бы больно ни было.
Виктория Леонидовна не моя мать, поэтому она протягивает мне таблетки, и я раскрываю ладонь для них. Смотрю на белые кружочки, а внутри все умирает.
Мне не больно.
Кладу их в рот и запиваю. Когда-нибудь я прощу себе это. Замолю свой грех. Обязательно начну жить, не оглядываясь назад и не вспоминая сегодняшний день. Слезы рекой льются вниз, капают на сжатые кулаки.
Они могли бы даровать мне очищение, но это так не работает. Это то, что мне недоступно.
Закрываю глаза и вижу картинки, которые никогда не станут реальностью. Прости, мой маленький, прости. Я такая слабая. Глупая. Слишком молодая, чтобы вывезти эту ответственность. Слишком беспечная, окунувшаяся в чувство и поверившая в ничто.
Ты не злись на меня, хорошо? Хоть я и заслужила это.
Мне не больно.
Я поднимусь, встану. Когда-нибудь обязательно встану на ноги. Со мной не будет тебя, и я буду до последнего своего вздоха ненавидеть себя за то, что только что сделала.
— Идите домой, Таня, — рука ложится на плечо, и я раскрываю глаза.
Из них вытекают горячие слезы, и я обтираю лицо рукавом толстовки, киваю.
Ухожу отсюда, но иду не домой. Ноги сами ведут куда-то. Голова пустая, гудящая от тишины внутри. Возвращаюсь в реальность на набережной. Почти стемнело, стало холоднее.
Накидываю капюшон на растрепанные рыжие волосы, закрываясь от мира, и иду, иду… Неподалеку слышу музыку и делаю пару шагов в ту сторону. Несколько тачек стоят по кругу, а внутри под басы танцуют девушки.
Понимаю, что именно привлекло мое внимание, не сразу. Автомобиль Славы, возле которого стоит он собственной персоной. Две девушки прильнули к нему, и Слава с готовностью прижимает их к себе. Закидывает голову назад и громко смеется.
Разворачиваюсь. Ухожу.
Точка поставлена. Дело сделано, и нас больше ничего не связывает. И пусть он никогда не узнает, что на деньги, данные им, я действительно купила таблетку, которая убила его ребенка. Значит, это — та самая судьба, которую заслужил каждый из нас.
Мне не больно.
Да-а-а, мне совсем не больно
Глава 3. Будет сердце любить и страдать
Пять
Таня
— Мамуль, я на работу опаздываю…
— Работа! — фыркает. — Принеси-подай — это не работа. Ради чего я тебя отправляла на экономический, чтобы ты потом дурью маялась?
— Я не маюсь дурью, а зарабатываю деньги, - лепечу.
— Ой, не смеши, что там у тебя за деньги! — снова уничижительный тон.
Вздыхаю. Это старая нескончаемая тема.
— Ладно, пока, мам. Бабуле привет!
Засовываю трубку в сумку и открываю дверь в студию.
— Танюш, поторапливайся. Сейчас детвора придет, а у нас тут бедлам! — причитает Инга, фотограф, с которым я сотрудничаю. — Демид потом меня зае… достанет!
Так уж вышло, что я занимаюсь всем и сразу: создание контента, помощь на фотосессиях, работа со светом, подбор нарядов, а после — обработка готовых фотографий.
У меня несколько фотографов, с которыми я сотрудничаю, Инга в их числе.
— Демиду только дай зае… достать! — улыбаюсь я, и напряженная Инга выдыхает.
— Он трясется над своими моделями, как будто это реально его собственные дети.
— Они и правда его, — хмыкаю. — Все же на контрактах.
Приходит первая партия детворы. Снимаем для бренда зимней верхней одежды. Вместе с дизайнером этого самого бренда тасуем наряды, подбирая, что на ком лучше смотрится.
Сегодня мне повезло: прибыли дети повзрослее, от девяти лет и старше. Это хорошо, потому что с малышней у меня сложности. Вернее, я стараюсь обходить их стороной. Чем младше, тем хуже.
Иррациональный страх и фантомная боль внизу живота пронизывают меня практически мгновенно, стоит только приблизиться к ребенку.
Я пробовала ходить к психологу,чтобы проработать этот триггер. Все бесполезно. Одна дамочка даже пыталась убедить меня позвонить Славе и поговорить обо всем. Да, ага. Щас. Мне туда не надо.
Славу я не видела пять лет или около того.
Пять лет, два месяца и десять дней, но кто считает, правда?
— Танюш, мне кажется или Милане не идет марсала? — теребит меня дизайнер. — Эндрю, он же Андрюха, хмурится и отходит от девочки на пару шагов.
— Возьми вон тот, терракотовый.
Два часа тянутся долго. Детвора сменяется, неизменно одно — я не подхожу к ним на пушечный выстрел.
— Это последние? — киваю на пару костюмов на вешалках.
— Да. Но мы ждем еще одну модель. Смотри, — раскрывает чехол и достает оттуда несколько плюшевых костюмов разных цветов. — Это новинка. Нам надо отснять и показать генеральному, будем решать, пускать в производство или нет.
Костюм явно не на взрослого ребенка, и я неконтролируемо подношу трясущуюся руку к зубам и кусаю ноготь. Эндрю косится на меня, и я отдергиваю руку ото рта.