Бывшие. Сводный грех

Феллер Софья

Каждый раз, когда я прокручиваю в голове произошедшее, кажется невероятно несправедливым, что одно-единственное падение может перечеркнуть все мое будущее. Я столько лет отдала балету, столько пережила, и вот — все висит на волоске. Как можно просто смириться с этим? Все во мне протестует против этой мысли, и я осознаю: я не готова расстаться с балетом.

Я не готова перестать летать.

Во мне сейчас столько обезболивающих и успокоительных, что переживания притупились, словно я наблюдаю за всем происходящим издалека, будто

через мутное стекло. Я здесь, и в то же время меня словно нет. Периодически выпадаю из реальности, слышу обрывки разговоров, звуки, и даже в какой-то момент мне чудится голос Алекса. Но его не должно быть рядом, он ведь далеко… Я стараюсь не думать о том, чтобы его тревожить раньше времени. Ему и так хватает забот.

С трудом открываю глаза и замечаю медсестру, которая стоит у моей кровати.

— Проснулась, красавица? Пить хочешь? — спрашивает она, заботливо наклоняясь ко мне.

— Да, — едва шепчу, чувствуя, как губы пересохли.

Она помогает мне сделать пару маленьких глотков воды, и я с облегчением откидываюсь обратно на подушку.

— Жених твой звонил. Приедет скоро, — произносит она спокойно.

— Но… разве… — пытаюсь понять, что происходит, бросая взгляд на темное окно. — Уже ведь поздно.

— Да пожалела я его, — вздыхает она. — Так переживает. Пущу ненадолго, пусть увидит тебя.

Хорошо, что первый, кого я увижу, будет Алекс. Ему я хотя бы смогу улыбнуться, даже если сил совсем нет. С мамой все сложнее. Я позвонила ей сразу после того, как случилось падение, но строго-настрого запретила приезжать. Она, конечно, всегда делает по-своему, и в тот момент мне показалось, что она уже стояла на пороге, готовая поставить на уши всех врачей. Возможно, она так и сделала, потому что больница периодически напоминала улей, но удивительно — ко мне она не зашла. Точно так, как я просила.

Часть меня вздыхает с облегчением, потому что мне сложно сейчас объяснять, утешать или даже выслушивать. Слишком много боли и страха.

Алекс заходит в палату почти бесшумно, но я все равно чувствую его присутствие. Открываю глаза и встречаю его встревоженный взгляд.

— Птичка моя... — он садится на край кровати и осторожно берет меня за руку. — Как ты?

— Могло быть хуже, — пытаюсь улыбнуться, хотя губы дрожат. — А ты как тут оказался?

— Не хотел оставаться там, когда с тобой такое. Все бросил и прилетел. Как я мог иначе?

Я выдыхаю, чувствуя, как нахлынувшее облегчение разливается по телу.

— Спасибо, что приехал…

Я больше не могла сдерживать слезы. Они сами собой хлынули, как только Алекс оказался рядом. Он тут же обнял меня, осторожно.

— Тихо-тихо, птичка, — шептал он, поглаживая меня по волосам. — Я с тобой. Все будет хорошо, слышишь?

Я крепче прижалась к нему, наконец позволив себе расплакаться. Несколько дней я держала это внутри, пыталась быть сильной. Но сейчас, рядом с ним, больше не нужно было изображать храбрость.

— Я так

боюсь… — мой голос дрожит.

— Мы справимся. Вместе, — Алекс ответил твердо, целуя меня в макушку.

Утром меня забирают на операцию. Время тянется бесконечно, а я ухожу в забвение под действием наркоза. Когда, наконец, просыпаюсь, ощущение будто плыву. Не понимаю, сколько прошло времени, но боль в колене словно притуплена. Несколько часов я прихожу в себя, пытаюсь осознать, что уже все позади, но тревога не отпускает.

Наконец, ко мне заходит врач. В его глазах вижу что-то похожее на сочувствие, и сердце начинает глухо стучать в груди.

— Алена, операция прошла хорошо, — начинает он, стараясь говорить спокойно. — Колено восстановили, будешь ходить, даже бегать после реабилитации.

На секунду я испытываю облегчение, но он продолжает.

— Но длительные нагрузки противопоказаны. С балетом придется закончить.

Слова ударяют, как молот. В горле встает ком, и я не могу ничего сказать в ответ. Лишь безмолвно смотрю на него, пока в голове звучит одно: это конец.

52

Алена

Алекс приезжает ко мне в больницу каждый день. Вне часов посещения, чтобы не пересекаться с мамой. Кажется, этот обаяшка успел очаровать всех медсестер в отделении, иначе бы у него ничего не вышло.

Старается поддерживать, смешить, отвлекать. Когда он со мной, получается переключиться.

— Аленка, ты же знаешь, что я с тобой до конца, да? — говорит Алекс, сидя рядом на стуле и крепко сжимая мою руку. — Мы придумаем, как выкарабкаться из этого.

Я киваю, хотя ком в горле не дает мне сказать ни слова. С ним мне действительно легче, но мысль о том, что придется оставить балет, не отпускает.

— Ты сильная, — продолжает он, пытаясь поймать мой взгляд. — Я видел, как ты боролась, как выкладывалась на сцене. Так что и сейчас справишься. Это не конец, слышишь?

— Но балет... — наконец, произношу я, не удержав слез. — Что я без него?

Алекс подается вперед, касается моего лица ладонью, вытирая слезы.

— Ты — это ты, Аленка, — говорит он мягко, но твердо. — Балет — важная часть тебя, но не единственная. И ты обязательно найдешь что-то, что принесет тебе радость, обещаю.

Снова киваю, стараясь поверить его словам, хотя страх все еще тянет меня вниз. Но пока он рядом, появляется хоть какая-то надежда.

— Птичка, наша фея-крестная шепнула мне, что скоро тебя выпишут, — с улыбкой говорит Алекс. — Мне нужно будет уехать на неделю, никак не получится вырваться. Но как вернусь, я тебя заберу. Подыскал квартиру. Поедешь? Готова?

— Жить вместе? — переспросила я, пытаясь осознать, что он действительно это предлагает.

— Ну да, — говорит он, наклонив голову чуть вбок и с озорной улыбкой. — А ты как думала? Такая ценная птичка мне и самому нужна. Готова?