Бывшие. Верни мое сердце
Шрифт:
С этими словами он подхватил папку и почти бегом кинулся вон из кабинета. Со всей дури хлопнул дверью, да так, что задребезжали стекла.
Мы с адвокатом переглянулись. В его глазах плясали чертики — дескать, что я говорил? Голыми руками взяли, даже напрягаться не пришлось!
У меня голова шла кругом. Вот так вот, в открытую? Да неужто Сергей Палыч и впрямь мерзавец? Всю дорогу врал, юлил, друга подставлял?
— Ну что, убедились? — негромко спросил Виктор Алексеевич, когда мы вышли из кабинета. — Теперь и сами видите — не так-то прост ваш
Кивнула, кусая губы. Да уж, теперь не отвертится. Своими глазами видела, как его на чистую воду вывели. Значит, не врал Александр. Значит, есть правда в его обвинениях.
— И что теперь? — сипло спрашиваю, комкая в руках блокнот. — Как с этим всем быть? Неужто и впрямь Игоря подставили? Как теперь его вытаскивать?
— А вытаскивать будем, — уверенно заявляет адвокат, пряча бумаги обратно в портфель. — Подадим апелляцию, представим новые доказательства. Глядишь, и срок скостят, а то и вовсе на свободу выпустят. Мы теперь не с пустыми руками в суд пойдем.
Киваю, шмыгаю носом. Господи, неужели получится? Неужели я смогу вырвать Игоря из лап этой тюремной машины? Смогу снова прижать его к груди, утонуть в родных объятьях?
— Спасибо вам, — искренне говорю, утирая непрошеные слезы. — Даже не представляете, как я вам благодарна. Если бы не вы…
Адвокат лишь отмахивается. Дескать, это моя работа. Не стоит лишний раз рассыпаться в признательности. Но я-то вижу — проникся. Прочувствовал всей душой и сердцем нашу беду. И теперь костьми ляжет, а поможет.
На том и расстаемся. Виктор Алексеевич уходит, а я плетусь обратно в свой отдел. Кручу и так и эдак разговор с Власовым. Ведь надо же, как спелся, голубчик! А еще другом называл, божился-клялся!
Теперь понятно, отчего Игоря подставили. Отчего так легко и складно в тюрьму упекли. Не зря, выходит, Александр с этими бумажками припёрся. Знал, что по больному ударит. Что червячок сомнения запустит.
Вот только одного в толк не возьму. Какой ему резон в наши дела лезть? Зачем так подробно, с доказухами, Сергея Палыча топит? Что ему Игорь — сват, брат, двоюродный дядя?
Хотя, с другой стороны — какая теперь разница? Главное, что истина наружу вылезла. А уж кто ее за шкирку вытащил — дело десятое.
Остаток дня проходит как в тумане. Я механически разбираю бумаги, стучу по клавишам. А в голове роятся горькие, тяжелые мысли. Да уж, Мариша, вляпалась ты по самое не хочу. Это надо же — собственного шефа подозревать! На святое покусилась — на дружбу мужскую, на доверие.
Хотя чего уж теперь сокрушаться. Назвался груздем — полезай в кузов. Сама напросилась, сама во все это вникать стала. Теперь выкручивайся, выплывай. Да мужа своего спасай, раз такое дело.
Вечером забегает Светка. Плюхается рядом на диван, пихает локтем в бок:
— Ну? Рассказывай давай, что там у тебя стряслось-то? Глаза горят как у кошки, сожравшей пуд валерьянки! Чую, не просто так адвокат нарисовался.
Со вздохом выкладываю подруге все как на духу. И про подозрения насчет
— Вот же гнида этот Власов! Вот же сволочь последняя! Кто бы мог подумать! А еще в друзьях числился, на дачу приглашал! Тьфу, мразота!
Молча киваю, отхлебывая уже остывший чай. Да уж, открытие так себе. Не ожидала я от Сергея Палыча такого финта ушами. Всегда казался порядочным человеком, не способным на подлость.
— Ладно, Марин, ты это… Ты держись! — горячо убеждает Светка, стискивая мое плечо. — Прорвемся! Главное, теперь есть за что зацепиться. Есть, чем в морду этим крючкотворам тыкать! А там и до Игорька рукой подать. Освободим, никуда не денется!
Вымученно улыбаюсь, шмыгаю носом. Хотелось бы верить. Ой как хотелось бы! Да только где-то внутри свербит нехорошее предчувствие. Слишком уж все складно получается. Подозрительно складно. А в жизни так не бывает — это я уже усвоила.
Светка засиживается за полночь. Под конец даже Лео устает от наших охов-вздохов, плетется на кухню. Видать, только там и можно поспать спокойно, без душещипательных разговоров.
Наконец провожаю подругу, закрываю за ней дверь. И сползаю по стене, обессиленно прикрыв глаза. Господи, ну за что мне все это? Чем я так провинилась, что теперь расхлебываю такой кошмар?
29
Ворочаюсь полночи без сна, пялюсь в темноту. А перед глазами стоит перекошенное лицо Сергея Палыча. Его злой, затравленный взгляд, трясущиеся губы. Неужели он и правда мог пойти на такую подлость? Подставить Игоря, упечь за решетку? Лишь бы скрыть собственные грешки, сохранить репутацию?
К утру забываюсь тяжелым, беспокойным сном. Мне снова снится Игорь — осунувшийся, с потухшим взглядом. Он протягивает ко мне исхудавшие руки сквозь решетку, шепчет: "Мариша, спаси!". А я срываюсь с места, бегу к нему. Но железные прутья не пускают, отбрасывают назад. И остается лишь кричать, захлебываясь слезами. Кричать и тянуть руки в пустоту.
Просыпаюсь в холодном поту, сажусь на кровати. Леопольд испуганно дергает ухом, смотрит вопросительно — мол, ты чего, хозяйка? Неужто совсем крыша поехала на нервной почве?
— Да если б знал ты, Лео! — шепчу, почесывая кота за ухом. — Сама уже не понимаю, что за чертовщина творится. Куда ни кинь — всюду клин. И выхода не видать.
Со стоном сползаю с кровати, бреду на кухню. Щелкаю кнопкой чайника, на автомате бросаю в кружку пакетик. Нужно прийти в себя, собраться. Впереди долгий и тяжелый день. Новая встреча с адвокатом, обсуждение дальнейших действий. Да и Александру нужно отзвониться — как-никак, обещала сообщить о результатах.
Кстати об Александре. Я прямо-таки кожей чувствую — он что-то недоговаривает. Есть в нем какая-то недосказанность, затаенный смысл. И дернул же черт с ним связаться!