Бывшие
Шрифт:
Видит Бог, я хочу его убить. Никогда в своей жизни я не хотел так сильно кого-то покалечить.
Обхожу стол и, перешагнув через ворох бумаг, сажусь напротив него в свое кресло. Держать себя в руках чертовски сложно, так и тянет сомкнуть пальцы на его сонной артерии, но я понимаю, что с ним нужно бороться его же оружием — равнодушие и холодная голова. Только так.
— Давай коротко и четко по сути.
И он начинает. Не коротко, но однозначно с места в карьер:
— В самом крупном моем салоне на Пресненской через два дня начинается глобальная предпраздничная распродажа, большая часть товара со всех моих точек на бронированной
— Я просил ближе к сути.
— Послезавтра, в полночь, салон ограбят, — безразлично бросает он, словно рассказывая о том, что в северной части Москвы ожидается снегопад. — Все сделают быстро и чисто. Твои парни приедут на вызов, который будет задокументирован по положенному протоколу. Никакого обмана — это важно, нужно чтобы все прошло максимально законно. Единственное — они должны приехать на несколько минут позже. Не знаю, как вы это устроите: спущенная невовремя шина, пробки, диарея, что застала врасплох. Мне все равно. Прибыть они должны после того, как полностью вынесут салон, не оставив там даже ни единой вшивой подвески.
— С чего ты взял, что я стану участвовать во всем этом дерьме?
— Можешь не участвовать, — безразлично ведет плечом. — Но свою подружку ты еще долго не увидешь на свободе.
Последний довод — самый весомый аргумент. Теперь я понимаю, как чувствует себя загнанный в капкан зверь.
Я дорожу репутацией фирмы, она — мое детище, столько вложено в это дело сил, времени, денег, но карьера и Вика… как это даже можно ставить на одну ступень. Этот ублюдок не шутит — он ее посадит. Не знаю за что конкретно, но скорее всего те подписанные ею документы сыграют решающую роль в тяжести статьи. Может, это какие-то незаконные сделки, где она стала невольным посредником; может, большие невыплаченные кредиты, которые она бездумно взвалила на себя; а может, она стала заказчиком того самого товара из Пакистана. Сдается мне, что там не только золотые слитки…
Я не знаю, да и по сути не имеет большого значения, что именно было в тех бумагах. Он подстраховался, значит, готовился к чему-то такому уже давно. То есть он жил с ней, спал, планировал зачать ребенка, а сам готовил за ее спиной такое?!
И никто не может дать гарантии, что с ней не случится что-то хуже, чем срок.
Она в западне. Я теперь тоже. Каждый в своей, но выбираться мы будем вместе.
— Мне нужны гарантии.
— Какие тебе нужны гарантии, Градов? Моего слова тебе недостаточно?
— Нет, твоего слова мне недостаточно. Я должен знать наверняка, что после того, как все будет сделано, Вика уйдет от тебя и ничем не останется тебе обязанной.
— Я же уже сказал, что она мне больше не нужна.
— Тогда отпусти ее прямо сейчас, а потом мы обо всем поговорим.
Мы смотрим друг на друга долгие секунды, взвешивая, чья же в итоге возьмет. Хотя ответ очевиден и так — будь я на его месте, я бы так просто ее не отпустил.
— Нет, брат, — тянет раздражающую ухмылку, — ты же не дурак и понимаешь,
Не иначе, как на сделку с совестью.
Я бы никогда не стал сотрудничать с этим человеком, но сейчас у меня нет выбора. Он загнал меня в угол и знает это. Но я не намерен опускать руки так просто и гну свое до последнего:
— Мне нужны документы, которые она подписала. Оригиналы. Сегодня вечером. Я же не дурак и понимаю, что они — моя гарантия, что она действительно уйдет от тебя чистой. Только после этого я начну шевелиться.
Он снова смотрит на меня, размышляя, что еще я могу знать, что именно Вика мне рассказала. Ведь если я знаю о документах, я могу знать что-то еще, а это новый шар и увы, не в его лузу.
– Мой человек привезет тебе документы, — неохотно произносит он после продолжительной паузы. — Так же он поможет тебе ускорить процесс сбора необходимых бумаг для скорейшего подписания договора о сотрудничестве. Об остальном мы поговорим завтра, я свяжусь с тобой, — поднимается с кресла, затем неторопливо идет к двери, а уже там оборачивается:
— Неужели она действительно того стоит?
— Она стоит больше, чем это все.
Когда он открывает дверь, я решаю добавить последний штрих в нашу шитую белыми нитками сделку:
— Дабозов!
Тот опять оборачивается.
— Вот здесь, — демонстрирую свой телефон, — запись нашего разговора. Я удалю ее только после того, как Вика окажется у меня. В противном случае я знаю, куда ее отнести. Я это сделаю, поверь, мне терять нечего.
А вот этого он точно не ожидал, но в свойственной ему манере старается не показывать настороженности. Но он насторожен, удивлен, может, даже немного напуган. Видел бы он свою рожу…
— Этой записью ты подставишь и себя.
— Но я вряд ли сяду, выкручусь. А вот ты…
Снова секундная пауза и выражение уже не скрываемой злости на раскрашенной физиономии.
— Ты сильно рискуешь, Градов. Ты это понимаешь? Я могу устать от твоих условий.
— Кто не рискует… Сам знаешь.
Он думает, и я даже примерно знаю о чем: я не отдам никуда эту запись до того, пока не увижу Вику. Он не сделает ничего с Викой до того, как не получит запись.
Замкнутый круг. И мы квиты.
Сейчас все зависит от того, насколько сильно ему нужна моя услуга. Судя по положению вещей — она нужна ему позарез. Ну или я действительно перегнул и тогда вытаскивать Вику мне придется уже каким-то иным способом. Который я еще не придумал.
Мне нужно, чтобы он купился. Соглашайся уже, ну. Облегчи мне работу хотя бы в этом.
— Жди вечером моего человека, — цедит он наконец, и уходит, и только после того, как остаюсь один, я разжимаю руку и кладу свой мобильный на стол.
Дело дрянь. Все это фонит большими неприятностями. Но размышлять было некогда — у него Вика, пришлось импровизировать.
Опускаю взгляд на свой телефон и думаю о том, что создателю диктофона стоит поставить памятник, потому что если бы не эта запись — все могло бы обернуться гораздо паршивее. Эта запись поможет спасти Вику и точно поможет получить все нужные документы. Она — наш шанс выпутаться из этой истории с минимальными потерями.