Бывшие
Шрифт:
Такси ловим быстро, вернее садимся в первую машину, их тут сотни. Пётр впереди, мы со Стефом на заднем сидение. Пётр называет пункт назначения, не вникаю, откидываюсь на подголовник, и прикрываю глаза. Машина выворачивает и мчится по запруженной дороге.
Сперва, я подумала, что мне показалось. Лёгкое тепло пробежало по пальцам моей руки, что расслабленно лежала на сидении, в сантиметрах от Стёпы. Я постаралась не сбиться с ровного дыхания, когда снова ощутила его прикосновение. Он гладил мою руку. Нежно, почти невесомо вел по пальцам и тыльной стороне. Вверх, вниз. Шершавые, теплые прикосновение, разгоняли сотни мурашек по моей коже. Тепло текло, словно электрические заряды. Я сидела и притворялась спящей, только бы не сбить эту минутку нежности. А по виску скатилась одинокая слезинка. Сердце моё
Машина тормозит, и тепло с моей руки, быстро стекает.
— Приехали, — громко говорит водитель, и я украдкой утираю слезу.
12
Душ немного разгоняет тоску. Я стою возле окна своего номера, и сушу полотенцем волосы.
На столицу уже опустилась ночь, и этот волнительный день, наконец, подходит к концу.
Зашториваю окно, и остаюсь в уютном свете торшера. Скидываю халат и натираю кожу лосьоном, потом натягиваю свои любимые пижамные штаны, и майку, предвкушая уже, как завалюсь, на эту большую кровать и зароюсь в тёплое одеяло. Но в дверь мою стучат, и я, накинув тонкую кофту, поверх пижамы приоткрываю дверь. На пороге стоит Пётр. В отличие от меня, он всё ещё в костюме, собран, хоть и чувствуется, что устал.
— Пётр? — удивляюсь я.
— Роза Викторовна, Степан Дмитриевич, просит зайти к нему, есть изменения в завтрашнем расписании.
Я раздражённо вздохнула.
— А Степан Дмитриевич, видел время, — заворчала я, закутываясь в свободную кофту. Переодеваться у меня нет никакого желания. Прошла в глубь номера, оставив помощника генерального на пороге. Подхватила записную книжку, телефон, глянув на время, между прочим, двенадцать ночи уже! Не забыла ключ карту.
— Ведите! — обречённо подошла к Петру.
Он смерил меня оценивающим взглядом, который красноречиво, говорил мне, как неподобающе я одета, для аудиенции у руководства, но промолчал, развернулся и пошел. Я, закрыв номер, пошла следом.
Вообще-то я ждала Стёпу. Да что там ждала, я надеялась, что он придёт. Пусть без слов, и всяких выяснений. Пусть также грубо, как в прошлый раз. Так даже лучше, словно у нас не было прошлого, и не будет будущего. Но мы расстались в лобби, когда мне выдали ключ карту от номера, а они с Петром отправились на какую-то встречу. И сейчас идя за Петром в номер Стёпы, я гадала, что это? Уловка, или действительно дела, не терпящие отлагательства.
Мы прошли в конец коридора, и Пётр постучал в дверь.
— Войдите, — послышался голос Стефа.
Пётр открыл дверь, я за ним. Номер был большой, сперва холл, потом гостиная, и только после того, как мы пересекли все эти полутёмные помещения, Пётр вывел меня в кабинет. Здесь было заметно светлее. Горел верхний свет. Степа сидел за столом, коротко бросил на нас взгляд, жестом предлагая присаживаться, на рядом стоящие стулья. Он был без пиджака. Голубая рубашка расстегнута, на две пуговицы. Манжеты расстегнуты, и закатаны. Лицо серьёзное, но, как и у Петра, видна печать усталости. Как всегда перед ним раскрытый ноутбук, и кипы бумаг.
— Произошли изменения в расписании на завтра, — сразу преступает он к делу, и мы с Петром, как прилежные ученики открываем свои записные книжки, приготовившись писать.
Наше собрание длиться полчаса, раздав распоряжения, Стёпа отпускает нас, пожелав спокойной ночи, и предупредив о раннем подъеме.
Мы с Петром снова преодолеваем путь назад, но как только Петр, выходи за дверь, она тут, же захлопывается перед моим носом, прижатая Стёпеной рукой. Я вздрагиваю от неожиданности, совсем не слышала, что он шёл за нами, и оборачиваюсь. Он нависает сверху, давя тяжёлым взглядом.
— Останься, — приказ-просьба.
Я облизываю пересохшие губы, рассматривая его в полумраке.
— Я хочу тебя трахать, — он раскатывает эти слова по языку, словно пробует на вкус. Голос его звучит сдавленно, хрипло. Он будто уже ставит меня в нужную позу и имеет. Даже в полумраке холла я вижу, как расширяется, его зрачки и глаза темнеют. Чувствую
— Хорошо, — шелестит мой голос, — только у меня условие!
— Условие? — Степа выгибает бровь и опирается одной рукой в дверь, приближаясь, почти касаясь моей груди.
— Да, — киваю, не свожу с него глаз. А он скользит взглядом то по моим губам, то снова мне в глаза заглядывает, и дышит часто.
— Поцелуй меня, — озвучиваю свой ультиматум.
И на его губах расцветает усмешка, в глазах разливается лёд. Мне кажется, что он сейчас меня пошлёт. Высмеет и выпроводит вон. Но он склоняется ниже, так что я чувствую его горячее дыхание, ловлю его, сглатываю ком в горле. Губы почти касаются моих. Это не выносимо, но я не человеческими усилиями сдерживаю себя, чтобы первой не кинуться на него. А он медлит. Тянет момент, до бесконечности. Словно раздумывает, насколько я достойна этой ласки. Но прежде рука его ложиться на моё горло, и методично сдавливает его. И кислороду всё труднее заходить в мои лёгкие. Я сиплю, и с ужасом понимаю, что он не отпустит. Вижу по глазам, каких усилий ему стоит сдерживаться. Сдерживаться шесть лет, чтобы, наконец, придушить тварь, посмевшую предать его. Всё это прекрасно читаю в его взгляде. И вот когда я решаю, что мне конец, он накрывает мои губы, и хватка его ослабевает. Я судорожно хватаю кислород. Его кислород. Он позволяет хапнуть его резким движением, прямо из его раскрытого рта, и смыкает губы, и толкает в мой рот язык. Я покорно принимаю его, и даже не замечаю, что мои руки смыкаются на его шее, потому что колени становиться мягкими, а по телу струится тепло, концентрируясь внизу живота. Он резко, и жестко водит губами, до боли, до стона, и толкает, вперивает, вминает свой язык. Так, как имел меня в последний раз, жёстко, грубо, вероломно. Так как будет и в этот раз. И я задыхаюсь от его напора. Ловлю воздух, стоны нетерпения срываются с моих губ, прямо в его рот. Его вкус, разливается во рту, свежий, с каплей вкусного алкоголя. Будоражит, распаляет и волнует. Смешивается с моим, и растворяется в страстном поцелуе. Я загораюсь так ярко, что если он сейчас меня оттолкнёт, я на коленях буду молить о близости. Но только он и сам вибрирует всем телом, жадно шаря по моим изгибам. Вдавливает своим телом в твердую дверь, стаскивает с плеч кофту, не прерывая поцелуя. А потом резко обрывает, и снова за горло хватает. Я распахиваю глаза, которые неизвестно когда закрыла, и затуманенным взором смотрю на Стёпу. Руки всё ещё покоятся на его плечах, и я сжимаю пальцами твердые, напряжённые мышцы.
— У меня тоже условие, — хрипит его голос, раздирает тишину номера.
Говорить нет сил, я просто киваю, в знак того что слышу, и согласна на всё.
— Вернее вопрос, — поясняет он, тяжело дыша, — кому ты сейчас изменяешь?
— Что? — сипит мой голос, потому что горло сдавленно, железной хваткой, и я упираюсь руками ему в грудь. Не понимаю его. Мысли скачут, не одна не оформляется, во что-то приемлемое.
— Кто тебя сейчас трахает, кроме меня? — гаркает он, так что я вздрагиваю.
Сверкаю глазами, и сдерживаю первый порыв, послать его подальше. Столько слов на языке вертится.
— Никто, — просто отвечаю я, преодолев свои позывы наговорить ему гадостей. Тем более не факт, что это пройдёт бесследно для меня. Он сейчас взведен, словно натянутая пружина. — Никто, — повторяю я, и кладу руки на его кисть, и веду к ладони, что сжимает моё горло, глажу, пытаясь ослабить хватку, — только ты.
Он долго рассматривает моё лицо, взвешивая, наверное, можно ли верить такой лживой твари, как мне, а потом снова накидывается на мой рот. Опять сосёт и лижет, проталкивая свой язык, попутно начиная меня раздевать. Стаскивает через голову майку, и влажные волосы падают на оголённые плечи. Потом тянет вниз штаны, и они падают к моим ногам. Подхватывает на руки, придерживая за ягодицы, и притискивает спиной к двери, не прерывая поцелуя, и ощутимо толкается между ног, своим стояком. Двигается так, словно уже трахает, и я податливо выгибаюсь на встречу, обнимаю его за плечи. Стону и извиваюсь в его руках.