Бывшие
Шрифт:
— Глупышка, надо было всё мне сразу рассказать, — мягко корит он меня.
— И что? Ты бы, наконец, поменял бы свою позицию. Простил бы меня? — обида-то никуда не делась.
Стёпа не ответил, продолжая лежать и гладить мой живот.
— Знаешь, — наконец он нарушил молчание, — тогда я умер. Я даже говорить не мог об этом, так жалок я был. Ты словно сердце моё вынула и растоптала.
Я, молча, слушала, не пытаясь перебивать.
— Много всего сделал неправильно, сбежал, не мог видеть тебя, боялся, что если встречу где-нибудь случайно,
— Стеф, любимый, я так сожалею, прости меня, прости за ту глупость…
— Нет, — перебивает он, и я давлюсь воздухом. Он снова подтягивается, заглядывает в глаза, — это ты прости меня, Роза, что не нашел силы, выслушать тебя, понять, отнял у нас шесть лет, и что снова чуть всё не разрушил. Это ты прости меня! Я не хочу всё вернуть! Я хочу заново, узнавать тебя. Хочу, заново знакомится с тобой. И я уже немного знаком с тобой новой, и пусть наше знакомство продолжиться дальше, потому что я тоже, как оказалось другой.
— У нашего нового знакомства, очень весомые последствия, — улыбаюсь я.
— Теперь ты не трепещешь, от одного только упоминания о ребёнке? — поддевает он меня, и целует в висок, прижимает ближе.
— Это ты меня не видел в кабинете у врача, — нервно хихикаю, и тоже жмусь к такому родному теплу.
— Кого ждём? — снова наглаживает мой живот.
— Ну, ещё не понятно, но точно могу сказать, что это ребёнок, — улыбаюсь и перехватываю его руку, целую пальцы.
— Надо бы пожениться, — тихо бросает он.
— Это ты так предложение мне делаешь? — возмущаюсь я, а у самой не сходит улыбка с губ.
— Я уже делал тебе предложение, и ты согласилась, просто мы слегка затянули, — бормочет он.
— Вот нахал! — смеюсь я, зарываюсь в теплые руки, и засыпаю абсолютно счастливая.
Эпилог
— Наши родственники нас с тобой, распнут за такое, — верещу я, и бегу за Стёпой, который тянет меня за руку, в кабинет к регистратору.
Этот торопыга сумел договориться, чтобы нас расписали уже через месяц. Расписали бы и раньше, но в связи с печальными событиями было не до этого, да и сейчас рано для свадьбы, но Стефа было не удержать.
— Потом устроим всем грандиозный праздник, а сейчас я хочу тебя окольцевать, пометить! — фырчит он, и тянет за собой, мимо длиной очереди, что собралась возле кабинета.
— Тебе не кажется, что ты меня и так достаточно пометил! — ворчу я, поглаживая ещё плоский десятинедельный животик.
— Была бы моя воля, — хрипит он мне на ухо, — я бы тебя ещё и не так пометил?
— Что двойню бы мне заделал? — смеюсь я.
— Четвёрню, — скалится он, и тут же при всех жарко целует, так, что ноги подкашиваются.
— Ой, тут кому-то не имеется? — строго спрашивает официально одетая дама, выглядывая в коридор.
— Да нам, —
Тихо расписываемся, без всяких там гуляний, едем в ресторан, где вдвоём отмечаем это событие.
Всё равно семье сейчас не до праздника, слишком ещё мало прошло времени с похорон бабушки Оли. Но они все очень рады за нас, а уж как радовались будущему потомству, целовали, обнимали, сетовали, что бабушка не дожила. Но я тихо и печально, кивала, она знала, она всё знала.
После ресторана, едем в наш дом, и Стёпа заносит меня на руках, как положено, вносить, жену. Ставит в гостиной на пол. Я оглядываюсь вокруг. Когда только успел? Всё обставил мебелью. Дом сразу наполнился уютом, и теплом.
Потом повёл меня наверх. Я думала, тащит в спальню, а он открывает дверь одной из комнат, а там оказывается детская. Во всю стену нарисовано сказочное дерево. На нем распускаются красивые бутоны, и фрукты, поют птички. Под ним стоит кроватка, такая крохотная накрытая кружевным балдахином. Рядом мягкое кресло, сбоку пеленальный столик, колыбелька. Всю такое сказочное, ажурное, словно воздушное печенье. Я от умиления, конечно же, расплакалась.
— Ну, знал бы, сперва бы, спальню нашу показал, — ворчит Стёпа и стирает с моих щёк слёзы.
— А это разве не та где мы в прошлый раз… — шмыгаю носом.
— Нет, там теперь гостевая, наша другая теперь, — и Стеф ведёт меня чуть наискосок от детской, и подталкивает, открывая дверь.
— Давай жена располагайся, теперь ты здесь надолго, — продолжает подталкивать меня, пока я не падаю на мягкую постель, на спину, а сам нависает сверху.
— Эй, я не успела ничего рассмотреть! — верещу я, — И вообще, что значит надолго, мне работать надо, с Савелием Петровичем, как с тобой не прокатит, он на меня не льстится!
— Поговори мне! — рыкает Стеф, и задирает моё платье, да самой груди, — Хочешь, чтобы у вас опять сменился генеральный, в связи со смертью нынешнего.
А сам целует мой оголённый живот.
— Сын, ты слышишь, что несёт твоя мать? — перемежает поцелуи с ворчанием, и тянет вниз мои колготки вместе с трусиками.
— Откуда ты знаешь, что будет сын? — подтягиваюсь на локтях, и смотрю, как он скидывает с себя пиджак и расстегивает рубашку.
— Ну, ты же хотела сына, вот я и постарался, — важно тянет он, расстегивая тем временем ремень, и стягивая брюки.
— Посмотрим, посмотрим, — прищуриваюсь я, — что будешь делать, если будет дочка?
Степа помогает стянуть мое платье, совершенно оголив моё тело. Нежно гладит, рождая в трепещущем теле отклик. Теплые импульсы блуждают, копятся в районе живота.
— Тогда будем считать, что ты для меня постаралась, — хрипит он, зарываясь лицом в моей груди. Широкие, горячие ладони гладят бёдра, не спеша, распаляя, зажигая, сбивая моё дыхание. Все мысли отключаются, есть только эти восхитительные прикосновения, моего мужчины.