Бывший 2. Роди мне сына

Коваль Лина

Только он мог задать настолько личный вопрос при моей съемочной группе. Теперь все будут с утра до ночи обсуждать, что мы скоро станем родителями, при этом совершенно не общаемся.

— Результат здесь. Я не вскрывала, — Зажав между пальцами конверт, поднимаю руку.

— Вот как?

Адриан забирает его у меня, случайно касаясь. Потом вертит в ладони, о чем-то размышляя.

Снова смотрит на меня.

Физически между нами не больше двух метров. Всего два. Подойди, протяни руку, поговори. Вот только внутри чувствую километры

из предательств, обид и невысказанных слов. Так сразу и не доберешься…

И ребенок…

Наш малыш, пол которого написан в маленьком квадрате, сжатом в его руке.

Пропадаю во внимательном взгляде Адриана, пока редактор продолжает:

— Я ей говорю, что в пятницу, за десять минут до эфира — лучшее время. С анонсом, конечно. Соберем такие рейтинги, что и федералам не снилось, плюс спонсоров найдем.

Закатываю глаза, размещая руку на животе.

Редакторская работа в этом и заключается — найти фишку, классный сюжет. Поэтому не обижаюсь. И Иру уважаю.

— Ну… как вы считаете Адриан Константинович? — с надеждой спрашивает она.

Пожалуй, если бы всё не случилось так по-глупому… С его враньём и моими поспешными выводами. С предательством Шурика, которому я доверилась, потому что сердце не вмещало размер обрушившейся на него боли…

Если бы не всё это… мы бы в данную минуту ни за что не обсуждали вопрос раскрытия пола нашего долгожданного ребенка в прямом эфире. Но ничего уже не изменить, поэтому Адриан наконец-то отворачивается и, развернувшись к выходу, выговаривает:

— Сделайте так, как Вера Михайловна решит. И проветрите помещение! Дышать нечем!..

Глава 23.

И, конечно, я не могу противостоять огромной съемочной группе.

На третий день уговоров всё же соглашаюсь. Но с одним, достаточно жестким условием. Никаких сопоставлений с Макрисом в эфире. Вроде того, что в самый ответственный момент они заставят встать его рядом или что-то в этом роде.

Адриан всегда ведет себя с подчиненными ровно. Ни грубо, но и не сверхвежливо, четко расставляя границы, но от моих редакторов можно ожидать чего угодно.

Студия в день съемки собирается полная. Массовку добирают практически все сотрудники телецентра, поэтому я заметно нервничаю.

— Вера, тебе здесь презент доставили, — кричит ассистент, держа в руках блестящий, объемный ящик, больше напоминающий коробку из-под обуви.

— Что там?

— Подарок, наверное.

— Оставь у меня на столе, — кричу, стараясь не отвлекаться от указаний гримера.

Дальше всё как в тумане — большой белоснежный торт на украшенном нежными цветами столе. Аплодисменты, приветствие, десертный нож, зажатый в дрожащей руке и… ярко-розовые коржи под толстым слоем крема.

Все вокруг радуются, в воздухе просятся элементы конфетти, а Марсель лично вручает мне огромную связку ромашек. Боже, где он взял их ранней весной?

Опускаю нос в

цветы, попутно осматривая трибуны, и на последнем ряду замечаю Адриана. Отворачиваться поздно, потому что наши взгляды уже столкнулись.

Макрис отчетливо кивает. Машет.

Я победно улыбаюсь и жестикулирую мол «извини, будет девочка». В груди вспышки одна за другой, когда он в ответ иронично закатывает глаза.

Невозможный человек. Качаю головой.

Момент близости уходит безвозвратно, когда помощник режиссера начинает обратный отсчет до начала съемок.

Эфир мы снимаем быстро. Выборы, слава богу, прошли. Народ успокоился. Почти без нервов обсуждаем повышение коммунальных тарифов и окончание отопительного сезона.

Инстинктивно накрывая живот ладонью, завершаю эфир стандартной отбивкой:

"Поговорите с близкими и скажите, как сильно вы их любите! С вами была я, Вера Стоянова, телерепортер и ведущая, которой всегда есть что сказать…"

— Снято. Всем спасибо.

Наконец-то набравшись смелости, кидаю взгляд на последний ряд. От досады до боли закусываю губу.

Место Адриана оказывается пустым.

Не то, чтобы я ждала более личного, чем полагается, внимания. Нет. Просто такая показная холодность и безразличие ранят… Искренне ранят. Возможно, дело в беременности и пресловутых гормонах?..

Я ведь действительно его отпустила…

В груди царапается разочарование, которое я тут же заклеиваю лейкопластырем — принимая шумные поздравления коллег, натягиваю широкую улыбку. В конце концов, ничего особенного не случилось.

— Вера! Предлагаю собрать всех ребят, поужинать где-нибудь и отметить, — громко объявляет Ирина.

Коллеги, разбирающие тарелки с тортом, часто кивают.

Марсель кричит из-за камеры:

— Я с вами. Вера не вздумай отказываться.

— Я и не собираюсь, — смеюсь, захватывая свою порцию с розовой начинкой и букет мелких ромашек. — Конечно, я согласна. Сейчас немного отдохну и поедем.

Неспешно двигаясь по полупустым коридорам, добираюсь до кабинета. Там, решив не переодеваться, усаживаюсь за туалетный столик. Приятный теплый свет от лампы ласкает взгляд, ярко-сиреневое шелковое платье переливается. Смываю специальным средством грим и прохожусь по сцепленным лаком кудрям расческой. Затем покрываю лицо увлажняющим кремом, а губы мерцающим блеском.

Смотрюсь в зеркало. Улыбаюсь счастливо.

— Ну, давай знакомиться, золото моё? — шепчу, кивая подбородком на выступающий живот.

Заметив на краю столика блюдце с тортом, отвлекаюсь. Выглядит аппетитно. Кондитер постарался на славу. Склоняюсь и веду носом.

Блин.

И пахнет безумно вкусно.

Детством. Ванилью. Домом…

Чувствуя себя нарушителем правопорядка, хватаюсь за ложку и подцепляю краешек бисквита с розовым кремом. Сглатываю слюну.

— Да пошло всё к черту, — морщусь.