Бывший муж

Шайлина Ирина

Я поцеловала его в щеку, огромный веник отправила в огромную вазу. Один шип впился в кожу ладони, и на ней выступила крошечная капля крови, опять напомнившая мне о сыне. Я торопливо вытерла ее салфеткой.

— Я соскучился, — сказал Антон. — А ты совсем меня забросила.

Я стою с этой салфеткой в руках, Антон прижимается к моей спине, неторопливо расстегивает пуговицы на блузке. Я чувствую его дыхание. Правильно, сейчас задорныи сексом выбью из головы все лишнее.

До постели Антон донес меня на руках. Точнее, до дивана. Я уже было и правда увлеклась происходящим, его руками на

своем теле, помогала ему избавиться от рубашки, когда он вдруг остановился.

— Что это?

Я вывернулась, проследила за его взглядом. Вот же глазастый! Он всегда все замечал. Погрешности маникюра, например. К слову сейчас маникюр тоже оброс, но пока не до того. Когда замечал новую стрижку, платье, или цвет волос всего на тон отличающийся от прежнего, это было приятно. А сейчас вот не очень.

— Носок, — нейтральным тоном ответила я.

Антон перегнулся и подобрал валяющийся под креслом крошечный розовый носочек. Видимо, свалился с малышки. Рассмотрел со всех сторон, словно интереснее в жизни ничего не видел.

— Яна, — вздохнул он. — Яночка. Ты всегда мне нравилась именно тем, что не похожа на остальных баб. Клуш. Ты и с сыном вела себя иначе — словно друг. Смогла построить пусть и небольшой, но собственный бизнес. А теперь что? Стоило бывшему приползти, как побитому псу, ты уже нянчишь его младенца.

— Теперь, — я поправила блузку, хотела застегнуть, но пальцы почему-то не слушались. — Теперь я судя по всему тебе не нравлюсь. Иди, Антон.

Он усмехнулся, а я отобрала у него злосчастный носок. Поднялась с дивана, ему все же не суждено стать ложем любви, одернула юбку.

— Обиделась, значит, — констатировал Антон. — Что же, позвоню потом.

Подобрал с пола рубашку, которую я уже успела с него снять, надел. Улыбнулся криво, отсалютовал мне шутливо. Попытался поцеловать на прощание. Смешно, но я и правда обиделась. Не нужно тыкать меня носом в мои ошибки, словно нашкодтившего котенка. Мне тридцать лет уже, сама разберусь.

Я закрыла за ним дверь, посмотрела на носочек, а потом отправила его в мусорное ведро — с глаз долой из сердца вон. Наверное, дурная была идея лечить одиночество сексом, попробую работой, это хотя бы финансово выгодно. А завтра с утра же поеду к врачу сына и поставлю вопрос ребром — пусть возвращают мне ребенка, делать ему там уже совершенно нечего.

Мой организм пусть и неохотно, но смирился с существованием будильника. Из сна вырваться никак не получалось, наконец я протянула руку к тумбе, нашарила ненавистный будильник и треснула по кнопке. Но трезвон продолжался. Я на часы посмотрела — начало восьмого только, хотя я планировала встать чуть позже. Проснулась окончательно и поняла, что в дверь звонят.

Открыла, даже не глядя в глазок, за дверью — Ярослав. Странно, я не удивилась даже, так много его теперь в моей жизни.

— Разбудил? — спросил он. — Просто меня ребенок поднял очень рано.

Я с подозрением оглядела бывшего — младенца он нигде не прятал.

— Здравствуй, — поздоровалась я. — Ты же теперь не уйдешь так просто?

— Нет, — словно с сожалением сказал он.

Я вздохнула — сил на борьбу с утра пораньше у меня не было. Пусть уж скажет, что собирался и потом валит.

— Тогда кофе свари, — смирилась я с происходящим. — Я умоюсь.

Холодная вода немного привела в чувство. Я почистила зубы, затем с сомнением полюбовалась на себя в зеркало — бессонная ночь накладывала свой отпечаток, уже не девочка, когда гуляли всю ночь и потом на пары шли. Достала ролик для век, прошлась, потом сама на себя рассердилась — будто мне есть какое-то дело до того, что Ярослав обо мне подумает. Однако в глубине души знала — есть. Каждая женщина тщеславна в той или иной степени, а перед бывшими вообще нужно представать только во всем блеске.

Кофе Ярослав не любил, но варить умел. Две небольшие чашечки с ароматным напитком уже ждали на столе. Я присела, сделала первый обжигающий глоток.

— Ну, — поторопила его я. — Давай, говори.

Он тяжело вздохнул, я поневоле напряглась, отодвинула кофе.

— Я до последнего надеялся, — сказал он. — Что это не так. Что мне не придется тебе этого говорить. У Ильи лейкоз, Яна.

Я на мгновение замерла, улыбнулась даже, дура.

— Что?

— Были признаки. Я оплатил обследование, настоял на том, чтобы оно прошло, как можно скорее. Я сам только вчера вечером узнал, поздно вечером. Яна, та палка его спасла. Если бы не это кровотечение, мы бы еще долго не знали, а сейчас еще не поздно..

— Ты издеваешься надо мной, да?

Я не могла поверить в то, что слышу. Просто не могла и все. Не может такого быть, не с нами.

— Сегодня его в онкологию переведут. Яна…

Наверное, это ненормально реагировать на стресс агрессией. Но в тот момент я просто не могла ничего с собой поделать. Мне хотелось избороздить его лицо новыми шрамами. Я буквально видела алые капли на своих пальцах, чувствовала пьянящий аромат крови. Его крови. Мне хотелось уничтожить его, словно его не станет Ярослава, то не станет и наших проблем.

Глухо звякнула чашка кофе. Я бросилась на него. Да, бросилась, в прямом смысле этого слова. Аромат крови, которую я вообразила просто снес мне голову, лишая последних крох здравого рассудка.

К сожалению, он был слишком силен, мой бывший муж. Схватил меня в охапку, крепко, не давая вырваться. Я от бессилия готова разреветься.

— Это все из-за тебя, — бормочу я, едва сдерживая слезы. — Все из-за тебя! Раньше все было хорошо!

— Ты же знаешь, что это не так.

Я все же расплакалась. Повисла в его руках безвольной тряпкой, даже слезы вытереть не могу — он же меня держит.

— Отпусти, — попросила я. — Я успокоилась.

Он не просто разжал руки, помог еще сесть на стул — оказалось, мои ноги держат так себе. Сижу, не понимаю, отчего ногам так мокро, взгляд на пол перевела — лужа кофе. И пахнет им так нестерпимо, что мутит. Сижу, глубоко дышу. Затем, чувствуя, что силы вернулись, срываюсь к дверям.

Как была, в домашних штанах и футболке, в носках, мокрых от кофе. Надеваю сапоги, дергаю пальто с вешалки.

— Ты куда?

— К сыну.

И он, Ярослав Ларин, когда-то любовь всей моей жизни просто встает перед дверями, не давая мне пройти. И я понимаю, неважно, насколько искалечены его колени, сколько на нем шрамов — он сильнее.