Бывший муж
Шрифт:
Спустился, закурил. Химиотерапию Илье еще не начали — подбирали препараты. Поиск возможного донора костного мозга велся в России и за рубежом, по всем возможным базам, но дело осложнялось редкой группой крови. Я — не подошел, хотя очень на это надеялся.
Хотелось подняться к Илье, пока он один был, во время лечения с ним постоянно будут Яна и нанятая медсестра — по очереди, но темнело уже. Наша няня была на редкость принципиальна, опыт и многочисленные великолепные рекомендации давали ей неплохую страховку при любом раскладе и она твердо стояла на своем. В восемь
— У меня есть своя личная жизнь, — заявила эта, пожилая уже женщина. — Я не живу вашим ребенком.
Я уже один раз опаздывал, а терять прекрасную, хоть и вредную няню не хотелось, поэтому поспешил домой. В машине уже посмотрел на большое серое здание, по фасаду утыканное кондиционерами — казалось, оно по кускам рвало мою жизнь. Кусочек за кусочком, пока не присвоит полностью. Я сам провел здесь несколько месяцев с раздробленным коленом, потом после аварии. Теперь — Дашка и Илья. Хорошо, что Катьку уже отвоевал.
Катя плакала. Горько, тихо, но безутешно. Няню отпускать не хотелось. Дочка, которая к месяцу жизни все же перевалила за отметку в три килограмма уже не пугала — привык. Уже и купал запросто, и менял подгузники, точно знал, сколько смеси нужно отмерить. Но когда плакала вот так, мне становилось не по себе. Она по прежнему казалась мне существом из другого мира.
— Хватит плакать, — строго велел я. — Папе надо в душ.
Катя сфокусировала на мне взгляд. Теперь она мастерски определяла источники звука и находила их взглядом. Но все же — предпочитала лампочки. Я купил ей светящийся мобиль в кроватку, и если она не ревела, могла разглядывать его целый час. Вот и сейчас включил — отвлеклась. А когда из душа вышел, она уже спала. Как говорили и Яна, и няня — хлопот с малышкой было мало. Она словно понимала, что матери у нее в данный момент нет и старалась никому не досаждать.
В первой половине ночи я проснулся от ее покряхтывания — проснулась, есть хочет, но еще не определилась, плакать или нет. Я развел смесь, пока в самом деле не разревелась, Катька поела и сразу же уснула.
Я упрямо пытался заснуть. В гостиной, где стояла кроватка, так как это просто удобно, горело сразу несколько приглушенных источников света, я ушел к себе. Начал засыпать, и услышав звонок в дверь, даже не сразу понял, явь это или сон. С тех пор, как жизнь вошла в упорядоченное русло, ночных визитов не стало вовсе. Я с трудом поднялся, поняв, что мне не снится, прошел мимо спящей Катьки, открыл дверь.
— Ответный визит, — отсалютовала Яна.
Прошла в квартиру. Я озадаченно уставился ей вслед, потом вспомнил, что после того инцидента с Ильей сам велел охране пропускать Яну без звонка мне.
— Что-то случилось? — поневоле встревожился я.
— Ну, кроме того, что мой ребенок болен, ничего, — пожала плечами она. Сбросила пальто, заглянула на кухню, и уже оттуда резюмировала: — Я уже давно поняла, что твоей жены здесь нет. Только умоляю, не рассказывай ничего, своих проблем выше крыши.
Я
— Отдай.
Я забрал штопор и бутылку, открыл, налил по бокалам. Я только сейчас понял, что Яна, не сказать, что пьяна, но и явно не трезва.
— Да, — с вызовом ответила Яна. — А ты думал, я железная?
— Признаться, я и правда начал так считать.
— Если бы, — протянула она.
Взяла у меня бокал и прошла в гостиную. Я нашел Яну у кроватки дочери. Она стояла и задумчиво ее разглядывала. Лампочек было порядком, но все они тусклые, выражения лица гостьи угадать не получалось.
— Живая, — сказала Яна. — Здоровая.
— Да, — согласился я, не зная, как реагировать на эти слова.
Янка залпом допила вино, поставила бокал в сторону, потом вовсе над малышкой склонилась, словно желая увидеть все, до каждой полупрозрачной реснички.
— Не подумай, я не желаю ей зла. Просто поймала себя на том, что завидую родителям, чьи дети здоровы. Даже о вселенской несправедливости начала размышлять, и вот на этом этапе поняла, что мне необходимо напиться.
Я тоже пригубил вино, сухое, с кислинкой. Когда-то я выбирал коллекцию вин с такой же тщательностью, с какой пытался спланировать и свою жизнь, а теперь не могу вспомнить не то, что год урожая — название.
Янка оторвалась от разглядывания ребенка, вернулась на кухню. Я следом — интересно, зачем вообще пришла? Явно не потому, что соскучилась. Она же наполнила свой бокал. Причем не так, как в ресторанах, а почти по края. Выпила до дна.
— Что ты делаешь? — поинтересовался я.
— Напиваюсь, — пожала плечами Яна.
Налила еще бокал, в бутылке осталась хорошо, если треть.
— Зачем?
— Для храбрости. Видишь ли, на самом деле я отчаянная трусиха. Просто, хорошо законсперированная. Папино воспитание, знаешь ли. Елагины не прогибаются. Не просят помощи. Сильные. И дальше, куча такой же возвышенной чепухи.
Не знаю, получалось ли у нее напиться, но язык развязался явно, столько слов разом мы друг другу наверное с момента расставания не говорили.
— А зачем тебе храбрость именно сегодня?
Яна повернулась, посмотрела на меня. Взгляд такой, оценивающий, даже жутко. Сделала глоток вина. Уже через силу, видимо, напиваться ей не так уж и нравится.
— Ярик, — сокращение, которое она теперь так редко употребялала, резануло по нервам. — Нам срочно нужен запасной ребенок. Для Ильи.
На ней пиджак и джинсы. Пиджачок коротенький, приталеный. Яна его расстегнула и в сторону бросила. Под ним аскетичный белый бюстгальтер. Небольшая грудь, смуглота кожи контрастирует с белизной, удивительно, но это возбуждает просто невероятно. Впрочем, с Яной иначе быть не могло. Мне всегда казалось, что мы просто Инь и Янь. И не было людей подходящих друг другу более, чем мы. И вместе с тем не было тех, кто мог бы поспорить с нами в невозможности ужиться.