Бывший. Сжигая дотла
Шрифт:
То за каким хреном он прислал это, я ума не приложу.
Этот текст целиком и полностью посвящен мне.
Более того, кроме важных и ценных для меня вещей, которые этот ублюдок просто не имеет права после всего упоминать, последний кусок настолько личный, что у меня вышибает дух.
Снова всплывают болезненные воспоминания. Мне больно это читать, но я не могу себя остановить. Твою ж мать! Как это переводить?
Да, все обезличено, но мне кажется, что все сразу поймут, что это про меня.
Я
Пульс сто сорок.
« – Малыш, пожалуйста, не гони меня, – я больше не мог терпеть.
– Мне страшно… Я еще никогда…
– Я не сделаю ничего, чего ты не захочешь. Просто позволь мне.
Она закусывает губу и смотрит на меня испуганно, потом, зажмурившись, кивает.
– Девочка моя, ты не пожалеешь, – клянусь я, укладывая я ее на постель.
Забираюсь под юбку и стаскиваю с нее уже влажное белье…»
Ублюдок!
Он оказывается, еще все помнит!
Зачем? Зачем он это прислал? Чтобы что?
Меня буквально скручивает. А он все-таки мастак сделать больно. Ударить в слабое место. Хорошо же.
Я дам сдачи.
Умывшись холодной водой, я сажусь за перевод.
Глава 12
Инга
Утром в универе, я скорее напоминаю зомби.
Длинные фразы не воспринимаю вообще. После первых двух слов речь превращается в белый шум, воспринимаемый мозгом, как колыбельная. Я пытаюсь не моргать совсем, потому что, стоит мне медленно моргнуть, как я выпадаю из реальности.
Отправив вчера «перевод» напрямую заказчику, я рухнула спать уже около четырех утра. Я много раз стирала и начинала заново, но, в конце концов, у меня получилось. Это было больно, словно я сдираю корку с едва затянувшейся раны. Я пережила эту пытку не без потерь, но если и это не заставит его оставить меня в покое, то я не знаю, что мне еще поможет. Пусть изводит, я вынесу, но видеть, как он марает мои чувства и топчет их в грязи, невыносимо.
Безжалостный будильник поднимает меня в шесть тридцать, и сейчас я практически не соображаю. И ничего не чувствую.
С пустым взглядом я сижу за столом и перекладываю договоры.
К обеду у меня сами собой закрываются покрасневшие глаза.
Все, чего я хочу, даже не кровать, а чтобы все просто заткнулись и не хлопали дверями. Меня уже знобит от недосыпа.
Неудивительно, что происходит неизбежное.
В перерыве, когда все сваливают с кафедры в кафетерий или просто на свежий воздух, я, подложив под щеку руки, выключаюсь на рабочем столе в солнечном пятне, распластавшемся на гладкой поверхности.
Муть, принимающая меня в свои объятия тревожная, полная болезненных воспоминаний. Хочу вырваться
Мне хочется убежать, спрятаться. Хочется, чтобы кто-то заслонил меня от всего, и сознание сжаливается надо мной.
Туман беспросветной боли рассеивается постепенно.
Сначала в мрачную картину врывается знакомый запах сигарет и парфюма с горьковатыми нотками. И вместе с ним мрак сменяется теплым светом.
Мне снится, что-то из сладкого прошлого, когда все хорошо, и самая серьезная проблема – пропущенный сеанс маникюра.
«Ты моя, слышишь?» – требовательный низкий голос. – «И никто тебя не получит! Ты поклялась!»
Даже во сне хочется плакать.
Особенно, когда знакомым жестом рука скользит по моим волосы и пропускает пряди через пальцы.
«Дим», – хнычу я.
Виска касаются губы и прокладывают дорожку вниз по щеке.
И я всем существом рвусь к ним. Мне так их не хватает. Я снова хочу летать.
Я первая целую родные губы, упиваясь ими, не обращая внимание, что поцелуй соленый от моих слез. Глажу колючую щетину, зарываюсь пальцами в густые отросшие волосы.
Димка отвечает мне страстно, жадно. Я хватаюсь за него, как за последнюю опору. Позволяю его рукам сжимать меня, тискать. Разрешаю его губам клеймить меня. Все так, как и должно быть.
Я не хочу просыпаться, но мне кажется, что стоит только сейчас открыть глаза, и я увижу того самого, того, которого до сих пор вопреки здравому смыслу люблю.
– Девочка, – бессвязное бормотание, горячее дыхание, опаляющее мои губы.
И я превращаюсь в мягкую глину в его руках, льну к нему, тянусь и таю.
Я должна увидеть в его глазах то, что видела раньше. Одержимость мной. Его жажду. Его лихорадку.
Иначе все не имеет смысла.
Без этого, мир можно выбросить на свалку.
Я распахиваю ресницы… прямо в реальность.
Солнечный свет режет воспаленные глаза, но приятные ощущения не пропадают.
И мозг заторможенно регистрирует, как вспыхивают искорки рядом с тем местом, где горячая ладонь продолжает наглаживать голое бедро под юбкой. Мои пальцы запутались во взъерошенных волосах и прижимают к себе голову того, кто покрывает жалящими поцелуями мое горло.
Я застываю, у меня нет сомнений, кто это. Мои реакции не изменились ни на каплю. Как унизительно, что он это теперь знает.
Как долго он меня лапает, а я послушно выгибаюсь под его ласками?
– Убери руки, – непослушным со сна голосом хриплю я.
Но Демон меня не слышит.
– Отрава, – бормочет он и проводит кончиком языка у меня за ухом.
И я отталкиваю его. Получается не сразу. Демон не торопится разжимать объятья.
С ужасом смотрю в его шалые глаза, полыхающие странным огнем.