Бывший. Ты только моя
Шрифт:
Рядом с ним пожилая, но все еще очень красивая женщина. Она подает ему новые брусочки и показывает, как правильно складывать. Но Риан намеренно делает иначе, башенка рушится, и это вызывает у него новую волну озорного детского смеха.
Я чувствую, как в горле нарастает ком, а слезы начинают застилать глаза. Я не помню, чтобы Риан так смеялся дома. Нам почти всегда приходилось быть тихими и незаметными, чтобы, не приведите боги, не привлечь внимание Гардариана.
Малыш слышит мои шаги, оборачивается, а потом, поднявшись на ножки, бежит ко мне. Ловлю его на руки и крепко-крепко прижимаю к себе. По телу, как мед, разливается свет и тихая радость.
— Милый мой, — целую его в щеки. — Как же я по тебе скучала.
Он обнимает меня за шею и утыкается носом в шею.
Пожилая женщина встает с пола и улыбается мне.
— Я Берта, няня этого оболтуса, — она указывает мне за спину, я недоуменно оборачиваюсь и вижу недовольного, но усмехающегося Ника. — И я вам скажу, ваш малыш намного спокойнее и воспитанней, чем был Николас.
— Берта, благодарю за столь лестные отзывы о моем детстве, — отзывается Ник. — Но, пожалуй, я бы предпочел избежать их. Тина, у тебя полчаса, а потом я жду тебя у себя в кабинете. С чаем.
Он бросает на Риана странный взгляд и выходит. Я присаживаюсь на пол, туда, где играл сын до этого, и провожу в его компании увлекательные и впервые в нашей жизни совершенно безмятежные тридцать минут.
Ради этого, ради таких мгновений, спокойствия и здоровья своего сына я готова терпеть все, что придумает Ник.
Юная и очень восторженная горничная заносит мне в детскую мягкие кожаные ботинки, чтобы мне было комфортнее перемещаться по замку, рассказывает сплетни о том, как негодовала госпожа Эйнд, когда ей пришлось самой уносить поднос, а потом упорхнула дальше по делам.
На прощание целую сына и обещаю, что у нас все будет хорошо, и, как ни странно, именно в этот момент я в это верю.
Поднос с чаем для Николаса приношу в его кабинет, дорогу к которому мне пришлось спрашивать как минимум дважды. Бедром открываю дверь, потому что руки заняты и вхожу.
Просторное и, на удивление, светлое помещение, где основную часть занимают огромный письменный стол и шкафы с книгами и документами. Ник сидит за столом и что-то сосредоточенно пишет.
Когда я вхожу, он даже голову не поднимает, поэтому я дохожу до стола и выставляю чай и десерт к нему.
Ник переводит ленивый взгляд на чашку, а потом хмуро смотрит на меня:
— Что это?
— Чай, — растерянно говорю я. — Ромашковый.
— Я вижу, что это чай. Но с какой стати? Я просил кофе, — складка между его бровей становится еще глубже.
Но я точно помню, что он просил чай! Пожимаю плечами и уношу чай, возвращаясь с кофе.
— Где тебя носит? — возмущается Ник.
Он пробует кофе и брезгливо морщится.
— Ну да. Ты так долго где-то шаталась, что он даже успел остыть. — Ник ставит чашку обратно на поднос. — Будь добра, постарайся теперь не ползать, как черепаха, я все еще хочу выпить кофе.
Я сжимаю зубы, сдерживая возмущение. Легко ему сказать! А мне три этажа бежать, потом еще по коридорам плутать!
В этот раз стараюсь передвигаться почти бегом, а еще прошу повара поставить легкое плетение по самоподогреву.
Снова ставлю перед Ником чашку. Он снова делает глоток и морщится.
— Разве я просил добавлять в кофе сахар? — Мужчина отодвигает чашку и снова возвращается к документам. — Принеси мне кофе отдельно и сахар отдельно. Я сам добавлю при необходимости.
Меня накрывает возмущением.
— Господин Сайланд, может быть, вы мне расскажете все требования заранее? Молоко? Сливки? Корица?
— А может быть, ты будешь выполнять мои указания? — в голосе Ника прорывается рык.
Мне бы сдержаться. Мне бы призвать к себе на помощь все терпение, которое у меня есть… Но, кажется, раздражение набирается до крайней точки и выплескивается наружу вместе с кофе, который весь оказывается на белоснежном камзоле Ника.
Горгулья задница…
Глава 10. Стирка
Ник сначала даже не двигается, он, будто бы с интересом рассматривает пятно на камзоле. А потом он поднимает взгляд. Сверкающий, горящий голубым пламенем взгляд, от которого хочется съёжиться, а лучше вообще исчезнуть.
В голове проносятся картины того, что со мной мог сделать за такое Гардариан. Но Ник не он. Даже с этой непроницаемой маской постоянного раздражения и безразличия он не может быть настолько же жесток.
Расправляю плечи и смотрю в льдистые глаза. Зрачок вытягивается в тонкую вертикальную линию, Ник медленно поднимается со стула и опирается пальцами на столешницу.
Теперь он нависает надо мной, заполняя собой все вокруг. Я не выдерживаю его взгляда и отворачиваюсь.
Ничего не говоря, Ник начинает расстегивать свой камзол. Медленно, пуговица за пуговицей, не сводя с меня глаз.
Заставляю себя рассматривать перо на столе, с которого вот-вот упадет капля чернил. Однако взгляд то и дело соскальзывает на сильные красивые пальцы, освобождающие петлю за петлей, и к белой сорочке, облегающей рельефную грудь Ника и натягивающейся на мощных мышцах плеч и рук.
Вот же горгулий помет! О чем я думаю? Совсем чувство самосохранения утратила?
— Постирай, — с тихим рыком приказывает он и кидает мне под ноги свой камзол.
Что?
— Мне отнести его прачкам? — уточняю я.
Я знаю, как стирать, и с бытовой магией в хороших отношениях. Но сейчас-то магии у меня ни грамма!
— Нет, — отвечает Ник. — Ты сама его постираешь.
— Но… — заикаюсь я.
— Все правильно поняла. Как обычный человек, руками и с мылом, — с легкой усмешкой говорит Ник. — И потом принесешь мне.