Бздящие народы
Шрифт:
С этими словами он опрокинул свой стул и вышел из закусочной. Больше мы его не видели.
Где он интересно?
Сегодня ночью в доме художника Берта Тайса Александру и Барбаре приснился одинаковый сон. Будто они вместе со словенским философом Жижеком приглашены на обед в Белый Дом. Но, к сожалению, они забыли предупредить президента Клинтона, что они вегетарианцы. И вот они сидят на лужайке перед Белым Домом, а Моника Левински готовит ужин: жарит на костре огромного верлюда, насаженного на бревно. А Клинтон говорит, что это не простой верблюд, а фаршированный, как русские матрёшки: внутри верблюда — корова, внутри коровы — баран, внутри барана — индейка, а внутри индейки — крошечная птичка колибри.
Вот блюдо наконец готово. Александр получает кусок верблюда, Барбара — кусок коровы, Клинтон — кусок барана, Моника кусок индейки, а философ Жи-жек, как самый дорогой гость — крошечную птичку колибри, самую зажаренную, самую
ЧИСТАЯ ПРОПАГАНДА
На следующий день в Casino-Luxembourg мы читали доклад под названием: «54 технологии культурного сопротивления отношениям власти в эпоху неолиберализма.» Бля! Доклад! Он проходил в рамках «Manifesta 2» — новой европейской биен-нале визуальных искусств. Мы были чем-то вроде негласных гостей: как уже было сказано, нас пригласил художник Берт Тэйс, один из официальных участников Манифесты. Его проект как раз и заключался в том, чтобы позвать пару-тройку людей с неординарными позициями и послушать их. Но Берт признался, что когда он сообщил кураторам биеннале, что хочет организовать наше выступление, кураторы просто охуели.
Они были резко против, козлы вонючие. Но Берт-мо-лодчага настоял, сучок-паучок.
В сущности, это был не доклад, а настоящий пропагандистский спич. Какого содержания? А вот какого: читайте ниже и врубайтесь!
Глобализация капитализма продолжается. Всё больше несчастных олигофренов и лукавых рабов маршируют на постфордистскую фабрику по промыванию мозгов и оболваниванию. Контроль всюду растет, он, можно с уверенностью сказать, становится тотальным и универсальным. Функции полиции исполняют теперь: всё общество, отдельные его институции, многие-многие граждане. Вольно или невольно. Например, когда вы едете по Европе в машине или на поезде, вы видите лишь омерзительно ровно подстриженные газоны, лишь аккуратненькие, политые из шлангов бензоколонки, лишь обнесённые металлическими изгородями рощицы. Чистота, голубое небо, ни облачка! Мусор — только в бачках, всюду асфальт, неон, цветочки! Однако этот образцовый порядок почему-то порождает только хуёвые мысли: о тотальном контроле, о повсеместном надзоре, о глобальной слежке и полицейском беспределе. Нет нигде куска непросматриваемой властью земли! Нет ни одной беспризорной белки! Все ёлки в лесах учтены! Все движущиеся объекты запаспорти-рованы! Это, знаете ли, страшно, как Бухенвальд! Контроль, вездесущий контроль!
Но бояться всего этого не нужно. Нужно не пасовать, а действовать! Как? А вот как: разрабатывать и внедрять в реальность всё новые и новые технологии сопротивления против зарвавшейся власти. Главное — побольше технологий. Разных, индивидуальных, неповторимых. Нет особой разницы, умные это технологии или дурацкие, традиционные или абсолютно новаторские, и то и другое — органично. Главное — чтобы технологии были действенными и соответсвовали ситуации. Палестинские подростки, например, просто начали хуярить из рогаток по израильским полицейским и успешно хуярили, а не эволюционировали к этой хуй-не от луддитов к марксистам и анархистам через Бакунина и Эмму Голдман. Нет, палестинские подростки просто домыслили огромную шкалу развития, сами домыслили! Или их старшие научили. В общем, школа видна, но на самом деле, может, никакой школы и не было. А может, была. Но тут никакой особой разницы нет, потому что это — совпавшие в разных исторических потоках точки политического сопротивления. История ведь не одна: у каждого человека своя история. Но технологии сопротивления часто совпадают: Вот камни из палестинской рогатки, вот Бастилию штурмом взяли, вот в Индонезии полицейский участок разгромили. Везде, разумеется, всё строится по своим законам, зависящим от аудитории, от ситуации в стране, от того, кто находится в это время в городе, от идеологии. Это, естественно, самое важное: конкретные обстоятельства. Власть разная, и сопротивления тоже разные. Это ясно, но это ещё не всё. Поехали дальше.
Значит так. Стать хорошим сопротивленцем нелегко, ведь для этого нужно признать, что всё, чем вокруг занимаются — полная хуйня. Искусство, музыка, литература, филология, критика. Полная хуйня. Это трудно признать, люди не готовы к этому, ведь они сами во всём этом варятся. Люди хотят заниматься средневековой музыкой или техно, рэпом или дизайном
одежды, или вообще едут куда-нибудь в Индию. Хотя ведь понимают, что власть — говно и надо её ебашить. Надо с ней бороться. Почему же едут в Индию или становятся неоконструктивистами? Очень просто: это — реакция на невозможность стать сопротивленцами по-настоящему. Нужно ведь обладать определённым безумием, определённой бесшабашностью, чтобы хуярить из рогатки или бить стёкла. А может быть, это вообще не нужно? А что тогда нужно? Организовывать новые институции, просвещать молодёжь, издавать журналы, помогать бедным?.. Этим сейчас и занимается большая часть критически настроенных людей. То есть новый конструктивизм, новая социальная справедливость, новое народничество. Это то, что происходит с некоторыми культурными людьми на Западе, здесь. Но результат выглядит очень жалко: опять конкурентная возня, игра самолюбий, амбиции одних и вялость других, зависимость от госудаства, коллективные фрустрации... Видно, что всё это — результат тяжёлой и депрессивной рефлексии, а вовсе не весёлая и нормальная потребность подарить иммигрантам свой счёт в банке или свою квартиру. На всём этом лежит печать надуманности и уныния. Таким путём люди пытаются выбраться из жопы сверхкоммерцированного неолиберализма, отстраниться от ебучей власти. Но мы думаем, что это не выход. Запад давно идёт по пути реформ, но в итоге все опять оказываются в сраке. Власть апроприирует все добрые интенции граждан, ворует и извращает изначальные импульсы. Поэтому мы призываем к полному саботажу. К немыслимому, блядь, охуенному сопротивлению. Да! Каким же оно может быть?
Вы можете подумать, что мы сейчас начнём гнать фуфло. Вешать вам лапшу на уши. Говорить о том, что настоящее сопротивление связано с Интернетом, с новейшими компьютерными технологиями, с каким-нибудь фантастическим хай-тековским существом, с каким-нибудь сверхмощным Виртуальным Альтерэго. Бла-бла-бла-бла.
Нет, мы не будем молоть такой вздор. Ни за что! Все эти виртуальные фокусы и компьютерные выкрутасы*— очередная инспирация неолиберализма. Ни больше, ни меньше. Все мы знаем, что Интернет нынче — пространство консумеризма. И хватит об этом. Пусть желторотые сосунки думают, что они спасутся в компьютерном мультике, что реальности больше нет. Чао, Бодрийяр! Если сядешь жопой на лёд, поймёшь, что такое реальность! Голодные в Конго знают, что такое реальность.
Нет, настоящее сопротивление связано с очень простыми вещами. Даже с элементарными. Настоящее сопротивление базируется на жесте, пришедшем из третьего мира. На элементарном политическом жесте. Например, схватить булыжник и запустить в витрину. Это элементарный политический жест. Есть ещё и много других. Свистеть, плеваться, показывать кукиш, посылать на три буквы, сесть и не вставать, орать благим матом, квакать, строить рожи, выпендриваться, идиотничать, говорить всё, что ты думаешь, обнимать кого не следует, давать в харю, пинать, ржать, шевелить ушами, высовывать язык, грозить кулаком, показывать жопу, дрочить, щекотать, рвать, et cetera, et cetera. Все эти жесты, как вы понимаете, могут быть просто полной хуйнёй — рутиной, бытом, проявления-44
ми жалкого существования. Но если поднять их на уровень политической рефлексии, на уровень высокого индивидуального самосознания, эти жесты могут стать могучей протестующей силой. Ибо что такое сопротивление? Давайте всё-таки окончательно уясним себе это. Все мы знаем, что разные прогрессивно настроенные личности в разное время называли себя социалистами, революционерами, коммунистами, подпольщиками, товарищами, пролетариями, борцами за права человека, радикальными демократами... Чушь собачья! Херня всё это! Долой хозяина, и баста! Вот он, перед тобой! Это, этот самый! Твой хозяйчик! Начальник! Долой его здесь и сейчас! Долой этого вот таможенника! Долой полицейского, который остановил твою машину! Долой квартирного хозяина, кторый пришёл сообщить тебе о выселении! Ну же! Давай! Всякие там социалисты и ситуационисты изощряются в диалектике, брызжа слюной, сражаются с ветрянными мельницами! А твоему квартирному хозяину это по фигу! Ему на это наплевать! Так может, ты тоже на него плюнешь? А ну давай! Вот это и есть сопротивление! И если им займётся любой и каждый, мир неузнаваемо изменится! Кардинально изменится! А теперь можете задавать свои вопросы, для нас самое главное — дискуссия.
Вопросов после нашего доклада было до хуя. Например, такой вопрос: считаем ли мы, что квартирного хозяина следует убить на месте?
Нет, не считаем, потому что сопротивление носит процессуальный характер, а человекоубийство — это проявление какого-то похабного финализма в мышлении... Ну, и так далее... В целом, доклад имел колоссальный успех.
НА РОДИНА МАРКСА
Наш обратный путь лежал через Триер — город, где родился Маркс. Нам предстояло провести здесь два часа в ожидании венского поезда. Это, чёрт побери, немалое время: два часа.
Был 1 час ночи. Однако, как ни странно, вокзал был полон. Какие-то японцы в панамках играли в домино прямо на заплёванном полу возле буфета. Громко ругалась испаноязычная многодетная семья. Подростки в кожанных куртках пили пиво и хохтали, как ненормальные. Мы купили мороженное «MAGNUM» и поедали в сторонке — одно на двоих. В Люксембурге мы получили небольшой гонорар и тратили его на сладости.
— Эй, послушайте, эй!..
Перед нами стоял тип в зелёном свитере и бейсбольной кепке. Бледный тщедушный тип с глазами заядлого наркомана. Ёбс!