Ц-41. Из записок разведчика
Шрифт:
За деревней проводник пожал нарушителям руки и повернул назад. Но едва он вышел из оврага, как был задержан.
Трое продолжали путь.
Километрах в семи от переднего края, когда впереди замаячил лесок, группа разделилась. Михайлов пересек грунтовую дорогу и направился к лесу. Двое присели за кюветом. Но вот Михайлов вошел в перелесок, помахал рукой, и его голова замелькала между маленькими сосенками. Вскоре он совсем скрылся из виду. Двое в военном сошли с дороги, что вела на Сухиничи, и по обочине проселка взяли левее.
Мы предполагали, что от переднего края они пойдут именно этим путем — по оврагу, ивняком вдоль речки и сразу к лесу. Другого, более удобного пути, не было: всюду открытое поле.
Так оно и случилось.
Не ошиблись мы и в другом, что едва они выйдут из лесу, Михайлов отделится от них и направится в Калиновку, которая находится километрах в десяти, именно в этой лесной стороне. Двое других, раз они держат путь в Калугу, будут пробираться к железной дороге.
Мы предполагали, что они направятся к ближайшей станции — в Сухиничи, и на дороге к городу, в кустах, устроили засаду. Но получилось не так. Нарушители, будто что-то почуяв, не пошли этой дорогой и свернули на проселок. А упустить их ни в коем случае было нельзя: мы не знали их калужских явок. За Михайлова мы не волновались. Нам точно были известны его координаты, явка.
И вот они на виду уходят совсем в другую сторону, минуя наши засады. Броситься вдогонку опасно: они еще не отдалились от леса, могут скрыться.
Тогда подполковник Фокин принял рискованное решение: догонять их на машине.
— Если они опытны, то не побегут от нас, чтобы не привлечь к себе внимания, — рассуждал он. — Ну, а побегут — это все-таки машина, не пеший ход. Должны успеть перехватить… Хуже будет, если скроются из виду совсем.
Газик фыркнул и понесся вслед нарушителям. Они лениво обернулись и продолжали идти вдоль проселка.
— Садитесь, ребята! Подвезем, — остановил машину Фокин.
— Благодарим, товарищ подполковник. Тут недалеко, — проговорил маленький пухлощекий сержант.
— Вот еще. Садитесь!
И они сели.
Фокин прикинул: как быть дальше? Брать сразу опасно: их двое, сидят на заднем сиденьи, рядом с ними один Моргунов… Подполковник жестом приказал шоферу — жми!
Впереди показалась группа солдат. Подполковник резко обернулся и ударил рукояткой пистолета пухлощекого по голове. Моргунов вцепился в другого. Началась борьба. Шофер резко затормозил и бросился на помощь.
Один из нарушителей успел выстрелить. Пуля попала в ногу Моргунову. Солдаты сбежались на выстрел и помогли скрутить нарушителей.
Они запирались недолго. Вначале пытались утверждать, что командированы из части в Калугу, сопротивление-де оказали в порядке самообороны. Но когда Фокин рассказал им все подробности перехода группы через передний край, приказал привести их проводника и попросил телефонистку вызвать часть, в которой они якобы служат, шпионы подтвердили данные Митряя и сообщили свои калужские явки.
Буряк, низенький, толстый шпион, похожий на откормленного борова, с большой пролысиной на голове, сообщил нам одну любопытную деталь. Группе была дана запасная явка в городе Сухиничи. Но перед самым выходом Михайлов сообщил им указание Блюминга — считать эту точку недействительной.
— Она-де захвачена русскими, — подтвердил показание Лоханкин, среднего роста, с испитым, дряблым лицом.
Не медля ни минуты я поспешил по указанному адресу. Оказалось, что названный дом несколько дней назад сгорел. На пепелище был найден обгоревший труп.
Фокин, казалось, не слушал меня, глядя куда-то вдаль. Его открытое, приветливое лицо было на этот раз непроницаемо. Над глубоко посаженными карими глазами нависли густые брови. Нервно подергивались крылья крупного с горбинкой носа. Даже густые с рыжинкой волосы и те будто недовольно топорщились.
Я, словно ничего не замечая, развивал свои догадки:
— По-моему Блюминг и Иванцов — одно лицо. Телегина опознала, что на снимке изображен Иванцов. А надпись вспомните — «Варшава. Ганс Б.» Нам пока не удалось установить точно имя Блюминга, но инициал Б. кое о чем говорит. Потом Варшава… Он ведь там руководил разведшколой.
Фокин молча перебирал карандаши на столе.
— Второе… Вспомните рассказ Саши — по дороге целовались. Здесь, у Телегиной, та же сцена… И этот плач. «Не могу больше… Тяжело». Такие мысли поверяют только близким людям. А они, как видно, были близки…
— Потом третье, — продолжал я, — Блюминг через месяц, а сейчас уже меньше, должен появиться здесь. Пастухова, будучи «двойником», видно измотала нервы окончательно, стала поговаривать об уходе. Это его, Блюминга, встревожило. Она могла провалить все. И он решил идти на нашу сторону прежде времени, чтобы знать самому лазейку в обороне. А потом, потом убрать «двойника» с дороги, чтобы не подвергать риску себя и все дело.
Я сделал большую паузу. Фокин посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Все?».
— И последнее. Мы напрасно его ищем сейчас. Он на той стороне. Он убрал ее и удалился. У него в запасе еще девятнадцать дней. Вот сейчас все.
Фокин посмотрел на меня улыбающимися глазами. Видно было, что моя версия заинтересовала его.
— Смело и остроумно, — проговорил наконец подполковник. — Что ж, время покажет — правы ли вы.
Отворилась дверь и через порог кабинета Фокина переступил невысокого роста, крепко сбитый мужчина в ватной телогрейке, которая так и казалось лопнет по швам под напором могучих мускулов. И как не вязалось с этой могучей фигурой, недоумение и страдание на заросшем рыжей щетиной лице.
— Присаживайтесь, — пригласил его подполковник.
Незнакомец покорно сел, зажал ладони мускулистых рук между колен, чтобы не дрожали, и выжидательно уставился на нас.
Фокин спросил его, зачем он переходил наш передний край. Незнакомец ответил, что бежал от гитлеровских порядков.
— Не погибать же мне было!
— А как ваша настоящая фамилия? — спросил Фокин, делая ударение на слово «настоящая».
— Киреев, — не задумываясь сообщил нам незнакомец.
— Звать?