Ц-5
Шрифт:
Инна Видова лишилась своей косы, постригшись под каре. Не сказать, что стало хуже, просто она променяла свой образ на заемный, чужой, растиражированный, и… Как-то поблекла «Инночка-картиночка», подурнела слегка. Возможно, это всего лишь следствие ранней беременности, всего того биохимического переворота, что творился в теле юной женщины. И чудовищного стресса аборта, расшатавшего тончайшую гармонию.
Ничего, время — хороший лекарь. Молодость возьмет свое, шрамы затянутся… Но не забудутся.
— Привет, — сказал
Забавно, что мне не столько ответ Инны интересовал, сколько моя реакция на девушку, в которую однажды влюбился. Такое впечатление, что мы встретились впервые. В шаге от меня стояла не та Инна, что доводила меня до слез. Той «Хорошистки» больше не существовало.
Все эти мысли текли плавно и спокойно. Не частил пульс, не пресекалось дыханье, не сохли губы. Во мне прорастало странное ощущение новой потери — моя школьная любовь исчезла, как призрак до третьих петухов.
Видова молчала, склонив голову, а после неловко пожала плечами.
— Не знаю, — она слегка вздернула брови, как будто удивляясь собственным выводам. Подумала, и добавила: — Не так, как хотела. Хотя… Я получила всё, о чем мечтала. Я снимаюсь в кино, у талантливейшего режиссера, но того счастья, что рвалось из меня осенью, больше нет. Выдохлось мое счастье… И… вот, — Инна вытянула руку, растопырив пальцы — на безымянном маслянисто светилось обручальное кольцо. — Я замужем за красавчиком, которого не люблю. Не жалею, не уважаю… Не верю ему, не надеюсь на него, а порой просто ненавижу! У меня никогда не будет детей… — она бросила скользящий взгляд на бывших одноклассниц, и на переносице у нее залегла складочка. — Да, я понимаю, что заставила тебя страдать… А ты… Ты смог меня простить? Ты не обижаешься больше?
— Нет, — честно ответил я на последний вопрос. Меня в этот момент сковало ожесточение. Этот ноющий текст с трагическими перепевами… Инночка сейчас говорит от себя или снова играет? Нет уж, хватит с меня театра одного зрителя. — А на что мне обижаться? Тебе хорошо удалась роль влюбленной девушки, да и образ ревнивицы раскрыла вполне достоверно, по Станиславскому. Но постельную сцену со мной ты так и не сыграла.
Синий взгляд померк, стал безжизненным, больным. Инна молча развернулась и ушла. Толкаясь, растворилась в толпе. С глаз долой…
За спиной гулко кашлянули и сказали басом Славина:
— Там за тобой… К-хм… Машину прислали.
— Минуточку, — буркнул я.
Слишком много событий на мою больную голову! Я почти физически ощущал, что вот сейчас, в эти вялотекущие мгновенья, моя жизнь и судьба колеблются в точке бифуркации. Не сегодня-завтра многое изменится так, что перетряхнет мои будни, всё «житие мое» наизнанку вывернет. А хватит ли сил остаться самим собой?
Я приблизился к девчонкам, окружившим Марину. Они жались к ней, будто к старшей сестре, хотя та же Рита или Альбина были одного роста с «Роситой».
— Пока,
Девчонки разом качнулись, и обступили меня, потянулись губами, будто снова делясь энергией.
— Пока! — вытолкнул, поражаясь: я еще способен краснеть!
— Пока, пока! — зазвенело вразнобой. — Мы будем ждать! Все будет хорошо, в общем-то! Ой, да конечно!
Крепясь, я бодро помахал рукой и сел в подкатившую «Чайку», вяло удивляясь нежданному почету. Кроме молчаливого водителя, на переднем сиденье устроился еще один тихоня, а я развалился на заднем. Без охраны.
Машина тронулась, мягко переваливаясь на снежных наметах.
«В прекрасное далёко мы начинаем путь?..»
Тот же день, чуть раньше
Ленинград, улица Гаванская
Было заметно, что Синти плоховато ориентируется в скрещеньях улиц Васильевского острова. Лофтин ухмыльнулся, отворачиваясь к окну «Хонды». Вот, пускай и тренируется! Разведчику, как и вору, необходимо знать все ходы и выходы, иначе не уйдешь от наблюдения, не замотаешь преследователей из русской «семерки». Если заметишь…
За окном на разрешенной скорости проползали здания по Малому проспекту.
— Куда теперь? — отрывисто спросила Фолк.
Дэниел принял задумчивый вид, и лицо девушки передернула неласковая гримаска.
— Любопытно, — хмыкнул Лофтин, — куда ты меня сейчас послала?
— Далеко, — буркнула Синтия.
— Я так и понял. Налево, налево!
«Хонда», недовольно подвывая мотором, свернула на Гаванскую.
— Можно тебя покоробить нескромным вопросом, Синти?
— Можно, — обронила Фолк.
— О, ты дозволяешь? — развлекался вице-консул.
Машина чуть дернулась, качнувшись в сторону.
— А какая разница? Все равно ж задашь!
— Да, я такой… — вздохнул Дэниел. — С кем ты спишь?
— С медвежонком Тэдди!
— Печально… — пригорюнился Лофтин, и тем же нарочитым тоном сказал: — Все внимание на подворотню тридцатого дома! Ну?!
Фолк замерла, закаменела, таращась на шестиэтажный домину.
— Буква «Эйч»! — пискнула она.
— Русская буква «Эн», — поправил ее Дэниел. — Сигнал изъятия. Молодец «Немо», быстро управился… И ты молодец, сняла сигнал.
— Так ты для этого меня выводил? — синий взгляд Синти испепелял, выдавая легкое бешенство.
— Не только, — вице-консул улыбнулся как можно лучезарней. — Еще я хотел подложить тебе в постель медвежонка Дэнни…