Ц 6
Шрифт:
А вот уговаривать себя не получалось. Умом-то понимал, что летальный исход «дорогому Леониду Ильичу» не грозит, но душа не принимала, пусть даже мелкой, но подлости. Ведь уберечь Брежнева от покушения было не трудно: расставит Андропов засады на самих «пулеметчиков» — и всего делов. Повяжут, как барашков на Курбан-байрам. А я вместо этого уболтал Ю Вэ…
Нет, будь Брежнев врагом, вроде Яковлева, или опасным ничтожеством, как Горбачев, меня бы мучало нетерпение — да когда же киллеры ударят из КПВТ?!
«А генсека-то за шо?»
Вздохнув,
Скоков в десятый или в сотый раз проводил «чек-ап», сопя и хмуря брови. Ваня стоял на коленках перед снятой панелью, и вдумчиво оглядывал высокотехнологичные потроха.
— Долго еще? — спросил он, не поднимая головы.
— Да откуда ж я знаю? — ложь далась мне легко. — Как привезут какого-нибудь пациента, так и сделаем его испытателем…
— Боюсь! — шумно вздохнул Иван.
— Чего вдруг? — деланно удивился я. — Мы ж проверили всё на подопытных мышах… э-э… министрах.
— Ха! Так им уже поставили диагноз, мы его подтвердили только!
— Не вибрируй, Ваня! Самого трясет…
Расстегнув белый халат, я достал из пиджака пластмассовый гребешок и причесал челку. Зеркало отразило сжатые губы и тревожный взгляд. Спокойнее, «Ностромо», спокойнее…
Продолжая бездумное хождение, остановился у окна. Конкретного плана не было, слишком много переменных. Уж сколько раз я пытался заглянуть в будущее, прикидывая, к лучшему ли рокировка, но сознание барахталось в тумане.
Леонид Ильич, вроде бы, серьезно взялся за номенклатуру, разворошил гадючник, но хватит ли у него воли Иоанна Васильевича или Иосифа Виссарионовича, чтобы завершить начатое? Не поддастся ли придворной швали, хором выпевающей осанну? Да и староват генсек…
Юрий Владимирович лет на восемь моложе, хотя… Разве в возрасте дело? Просто Андропов давненько, лет десять уже, настроен на перемены. Есть у него желание изменить старые, заскорузлые порядки, а нынче, когда Ю Вэ здоров, ему и сил на это хватит. Надо лишь немного помочь председателю КГБ выйти на сцену, обойдясь без дворцовых переворотов и апоплексических ударов табакеркой…
…Расслышав завывание сирены, я сильно вздрогнул. Началось!
Во двор ворвался лимузин-универсал, больше смахивавший на катафалк, чем на «скорую». Охрана, путаясь с санитарами, окружила носилки.
— Началось… — выразил мою мысль Скоков.
— По местам! «Богатыри» где?
— Да где ж им еще быть? — с запинкой ответил Иван. — В столовой, вестимо!
Я распахнул двери в коридор. Сияние хрустальных люстр отливало в узорах напольной плитки и гасло в деревянных панелях. Гвалт и хлопанье створок мигом развеяло старомодную помпезность «Кремлевки», возвращая больничную суть.
Бригада врачей заполнила широкий проход шумом и гамом, и ворвалась в МРТ-процедурную.
— Всё готово, — спешно доложил я главврачу. — Кто?
— Брежнев! — выдохнул доктор медицинских наук.
Скоков побелел, будто с холода, и я погрозил ему кулаком: эй, товарищ, больше жизни!
— Сюда Леонида Ильича, — и строго посмотрел на мнущийся консилиум. — Будете стажироваться, товарищи!
Товарищи неуверенно покивали.
На ходу вдевая руки в халат, вбежал начальник охраны Рябенко.
— Это не опасно? — резко спросил он, оглядывая величественный томограф, продолжавший ритмично отбивать звонкие удары.
— Нет, — обронил я и нарочито плавно уселся перед микроЭВМ.
Генеральный секретарь на носилках выглядел именно тем, кем был — пожилым человеком в крови. Пиджак с него содрали, и разорвали рубаху, затампонировав раны на груди и в боку.
Дрогнув, поднялись веки. В глазах, затуманенных мукой, проявилось узнавание. Хрипло упало:
— Ми-ша…
— Да, Леонид Ильич! — подскочил я. — Все в порядке, не волнуйтесь! Томограф испытан, он сразу покажет форму ран, характер, особенности…
— Ага… — вытолкнул генсек. — Закурю нескоро…
— Чувство юмора живо и здорово, — улыбнулся я с натугой, — а мясо зарастет! Ваня?
— Все готово!
Прикрепленные бережно переложили Брежнева на стол томографа.
— Ремень снять, — скомандовал я. — Убрать из карманов мелочь, часы долой.
— Чисто!
— Леонид Ильич, наденьте наушники, а то внутри шумно. Мы будем вам давать команды, а вы слушайтесь!
— Ладно… — прошелестел ответ.
Я подбежал к пульту, и упал на стул, мельком замечая Андропова, кивнувшего сначала мне, потом начохру.
— Не дышать… Дышите!
Врачи рывком склонились за моей спиной, изучая мутноватое изображение. Кто-то бубнил:
— Кость не задета… Раневой канал… Осколок!
— Так это что… В разрезе? С ума сойти…
— Гемоторакс совсем незначительный…
— Вижу, вижу… Товарищи, вижу!
— Коронарные сосуды целы!
Главврач выпрямился — и пожал Ивану руку. Скоков зарделся…
Томограф молчал, а медсестрички старательно оттирали кровь с гентри, с любопытством заглядывая в полость. Ваня обессилел настолько, что даже на девушек в белых халатиках не реагировал. Он сидел на подоконнике, привалясь к раме, и глядел за стекло, рассеивая внимание.
— А чего ты меня конструктором назвал? — слабо вытолкнул Скоков.
— А кого? — буркнул я.
— Ты хоть помнишь, сколько подсказок давал? — сощурился Иван, являя искру жизни. — И, если бы только по физике! Одни шиммирующие катушки чего стоят. Да мы без тебя еще год бы колупались! А ты — Иван Скоков, Иван Скоков…
— А что? — ухмыльнулся я. — Звучит! Иван Скоков, доктор технических наук, лауреат Ленинской и Государственной премий…
— Да ну тебя!
— Ладно, ладно! Доктор физико-математических наук…