Ц 6
Шрифт:
«Нет, надо, наверное, поддержать Михаила Андреевича, — рассудил генсек. — Переправить оружие марокканским горцам — и затеять вооруженное восстание в тылу Королевской армии! Каково? Нет, стоящая идея! Подложить такую свинью Хасану II… Но эти подробности не для ЦТ!»
Подумав, Брежнев снял трубку и набрал номер.
— Алло? — буркнули на том конце провода.
— Что-то не в настроении Михал Андреич… — не без желчи протянул генсек.
— Дела, Леонид, дела… — вздохнула трубка. — Вместо
— Да как… — хмыкнул Леонид Ильич, осторожно погружая спину в подушку. — Жить буду! Михал Андреич, помнишь, ты мне про «экспорт революции» толковал? В Марокко? Дескать, они нам апельсины, а мы им «Калашниковы»!
— А-а… Ну, да. Созрел, значит? — в голосе Суслова прорезалась ехидца.
— Созреешь тут… — буркнул Брежнев. — Скучно, зато времени полно. Вот и думаю, обмозговываю… Только, давай «калаши» прибережем… Ну, или фифти-фифти с израильскими «Галилями» и «Узи». Заметем следы, хе-хе…
— Согласен! — энергично откликнулся Михаил Андреевич.
— Ну, тогда тебе еще одно дело на стол!
— Да уж справлюсь как-нибудь… — проворчал телефон.
— Давай…
Брежнев положил трубку, и тут же в дверях возникла медсестра.
— Перевязочка! — певуче объявила она.
— Может, не надо, а? — скуксился генсек.
— Надо, Леонид Ильич, надо! — сурово ответила сестричка.
Пациент тяжко вздохнул, и капитулировал.
Суббота, 23 апреля. Утро
Москва, Ленинские горы
— …Ровно тридцать лет тому назад, для проверки максвелловского закона распределения молекул по скоростям, Штерн, совместно с Истерманом и Симпсоном, провел несколько необычный и очень трудный эксперимент, в котором применялся метод молекулярных пучков, — самозабвенно вещал препод. — При этом наблюдалось свободное падение молекул пучка в поле силы тяжести, а источником атомов служил расплавленный цезий…
Я слушал рассеянно — на прошлой неделе сам ставил опыт Штерна. Запарился атомы регистрировать. Методом поверхностной ионизации…
Звонок!
Школяры мигом встрепенулись, заерзали, а профессор, неодобрительно посматривая на часы, отложил мел. Скоков перевесился сзади, сбивчиво шепча:
— Подписали, Миш! Всю программу приняли без разговоров! Я им целый свиток накатал, и никто даже не вякнул!
— Вот что МРТ животворящий делает, Вань! — я назидательно ткнул пальцем в потолок. — Зря, что ли, выпрашивал «Кремлевку» для испытаний? Реклама! Всё Политбюро в очереди на томографию. Они тебя еще и теребить станут, в позе «Чего изволите?» А ты не стесняйся, проси! Всё дадут, еще и спасибо скажут!
Синицына, сидевшая напротив, прыснула в ладошку.
— Иван, ты себя по телику не видел! — хихикнула она. — Весь такой ва-ажный…
Скоков зарделся.
— Вот состаришься, сама к академику Скокову поскачешь, — пригрозил я девушке. — И жалобно так: «Мне бы томогра-аммочку!» А молоденькая секретарша мило тебе улыбнется, и прощебечет насчет записи на прием к товарищу академику.
— В очередь, Синичка, — хохотнул отмщенный Иван, — в очередь!
Анна коварно сощурила фиалковые, как у Элизабет Тейлор, глаза.
— Даже любимую женушку без очереди не пропустишь? — сладко зажурчала студенточка. — М-м?
Румянец на пухлых щеках Скокова, начавший было спадать, яро полыхнул от шеи до ушей, доводя накал почти до свекольного сияния.
Победительно улыбаясь, Синичка упорхнула.
— Ох, и натерпишься ты с ней… — выразил я неуверенное сочувствие.
— Да нет, — Иван расплылся в совершенно мальчишеской улыбке, — Анька хорошая. Ну, любит иногда стервозиной прикинуться, чего там… Да это в ней детство играет! Слишком она добрая, вот и строит из себя.
— Да-а, товарищ академик… — покачал я головой, деланно сокрушаясь. — Не видать тебе молоденьких секретарш с ногами от ушей… Синичка их прямо в приемной заклюет!
Тот же день, позже
Зеленоград, аллея Лесные Пруды
Весну я недолюбливаю, уж слишком слякотное время года. «Весна красна»… Ага… Весна грязна! Сыро, зябко, голые ветви сквозят безрадостно… А вот осень мне по душе. Опадающие листья шуршат в напеве меланхолии, тебя забирает светлая печаль… Хорошо!
Но вот конец апреля я признаю. Ни пыли, ни комаров, ни духоты, зато молоденькая листва развернулась, развесилась травянистым наметом. Взгляд пока еще проникающ — сплетения веток лишь слегка затушеваны свежей зеленью, но эта полуодетость, юное бесстыдство дерев, приятны глазу.
Высматривая подмосковные красоты, я аккуратно свернул на Московский проспект. Надо было перевезти на новую квартиру микроЭВМ. Староват, слабоват «Коминтерн-1», зато — ручная работа! Будет красоваться в мемориальном музее имени меня…
— Не дождетесь! — буркнул я, подкатывая к родительскому дому.
Вот, тоже странность человечьей души — как быстро мы отвыкаем от родного гнезда, стоит нам устроить свое собственное. Зачинается новая семья, и вот уже папа с мамой оттесняются на второй план бытия. Связи утончаются, своя жизнь поглощает тебя целиком…
Я покачал головой, выбираясь из машины. Тут, как и везде, главное — мера. Надо держать баланс, не позволяя расти отчужденности, но и не сводя общение к потребительству: «Пап, а ты нам не займешь? Мам, а ты не посидишь с ребенком?..»