Цаца заморская (сборник)
Шрифт:
И тут я принимаюсь Марку расхваливать! Каких доблестей я ей ни приписываю: и добрая, и честная, и умная, – и все подтверждаю «правдивыми» историями. «Ой, Ленка, – недоверчиво смотрит на меня бабушка. – Дай бог, чтоб это было так! Жизнь покажет!»
Вот жизнь и показывает: сижу я одна в лесу, Марки нет как нет. Вдруг слышу – треск. Оборачиваюсь, а это Толик на мопеде. А с ним Марка безо всякого ведра.
– Вываливай раков в воду, – командует она, – будем реку на мопеде форсировать!
Пока я сидела одна в лесу с дурацким сачком, Марка выряжалась.
– Сама и вываливай, – бросаю небрежно – нарочно так при Толике разговариваю, чтоб не зазнавалась.
Толик берет у меня тяжелый сачок, опускает его в воду и переворачивает вверх дном.
– Гуляйте, пока я добрый, – говорит он вслед уползающим ракам, – и больше под руку не попадайтесь, не то я вас в два счета в красных превращу. Этих ловить? – спрашивает он Марку, тыча пальцем в голубокрылых стрекоз. – Вас я подвезу к дереву, а там уж сами глядите. – Толик обращается к Марке на «вы»! – Держитесь крепче, – предупреждает он ее, берется за руль и вопит не своим голосом: – Задавлю!
И они с Маркой въезжают в реку. Колеса мопеда с треском перекатываются по камням, от такого шума все стрекозы взлетают в воздух.
– Ой-ой, – взвизгивает Марка, – останови!
И тут, как по команде, мотор заглох.
– Держитесь! – кричит Толик, плюхаясь в воду. А за ним Марка. Упала в воду и давай голосить – рак ей в ногу вцепился. А вот когда мне вцепился, я терпела молча. Толик отцепляет рака от Маркиной ноги и помогает ей подняться.
– А вы сачок забыли, – говорю я. На самом деле я это сразу заметила.
– Да на кой он нам, – отвечает Марка, вскарабкиваясь на дерево и подавая руку Толику.
Знала бы тетушка, что Марка водится с типом, который каждое утро проносится мимо нас на мопеде, да еще с какими-то неприличными, по ее мнению, песнями.
«Не хватало, чтобы они влюбились», – думаю я. А они сидят себе верхом на изогнутом стволе, до меня им и дела нет. Вот она, настоящая угроза дружбе!
Голубокрылая стрекоза спикировала на ивовый листок в нескольких метрах от Марки. Она это заметила и начала было ползти по стволу, но Толик схватил ее за резиновый сапог и не пускает.
– Погодите, – шепчет он, – эта стрекоза – разведчик. Следом за ней все слетятся!
Сидит Марка на дереве с хулиганом Толиком, с обоих вода течет, а над ними кружатся стрекозы. Голубокрылая красавица делает несколько витков вокруг Маркиной головы и садится рядышком на ветку. Марка складывает ладонь совком и заносит над стрекозой. Та ни с места. Марка опускает руку ниже, еще ниже и ка-ак хлопнет по дереву.
– Поймала! Поймала! – кричит она и ладонь ладонью накрывает. – Ура!
– За крылья не хватайте, иначе упустите, – советует Толик.
– Смотри, – кричит она мне и машет в воздухе пойманной стрекозой. – Чудо-инсект, велосипедное колесо!
И тут чудо-инсект как вырвется из Маркиных рук, одно крыло на ладони осталось. Марка ринулась было вдогонку, но оступилась и рухнула с дерева в воду.
– О-о-о! К черту все! Велосипед проклятый! – ревет Марка.
Толик еле вытащил ее из воды. Коленки у нее сбиты в кровь, на лбу – ссадина, и брючина разорвана.
Мы с Толиком ведем покалеченную Марку домой. То есть Толик ведет ее за руку, а я плетусь рядом. Мне она руки не дает.
– Йоду, скорей йоду! – восклицает тетушка. – Завтра же куплю велосипед, не надо мне никаких голубокрылых! Если б я знала, какой опасности я тебя подвергаю…
– Ку-у-упишь, – стонет Марка, – теперь мне костыли нужны, а не велосипед.
– Перелом! – восклицает тетушка, ощупывая Маркину ногу.
– О-о-о! – кричит Марка на весь двор.
На крик прибегает хозяин, за ним – бабушка.
– Чего собрались, – стонет Марка, – не видите, я умираю!
– Врача, – говорит бабушка, – тут нужен специалист!
– Не хочу врача, – заявляет Марка, – катитесь все отсюда.
– Значит, здорова, – заключает хозяин. – До свадьбы заживет.
Тетушка склонилась над Маркой и в растерянности водит ладонями по своей зелено-коричневой переливающейся юбке. Материал был куплен в уцененном магазине. Маркина куртка и брюки тоже оттуда. По словам тетушки, в этом специализированном магазине можно одеться с головы до ног. Ткань, предназначавшаяся на подкладку, шуршит при каждом движении, подает Марке сигнал: тетушка поблизости.
– Не скреби, – велит Марка, и тетушка покорно опускает руки по швам.
– Надо ей воды дать, – спохватывается бабушка и семенит на кухню.
Я – за ней, чтобы взять у нее стакан и поднести Марке. Пусть знает, что я ее настоящий друг на всю жизнь.
– Как это произошло? – строго спрашивает бабушка.
– Очень просто. Марка взобралась на дерево, хотела поймать стрекозу, но промахнулась и упала.
– Но почему же она вся мокрая?
– Потому что дерево было в речке.
– Ты ходишь на речку?! Ты купаешься?! – Стоит бабушке повысить на меня голос – жаба тут как тут, она надавливает ей на горло, и бабушка начинает сипеть. – Ты заболеешь! Если уже не заболела. Поди сюда! – Она прикасается губами к моему лбу. – В постель, безо всяких разговоров!
– Но я же не падала с дерева в реку!
– Ничего не знаю. Вылежишь три дня, пока не нормализируется температура.
Бабушка временами становится невыносимой. Стукнет ей в голову, что я больна, – и все тут. А не ляжешь – нажалуется. Нажалуется – мама с папой не разрешат ходить с Маркой в лес. Все упирается в разлуку с Маркой.
Лежу я, кружку к стене приставила и прижалась ухом к ее дну. Это слуховой аппарат. Мне его порекомендовала Марка. Хотя и без кружки через фанерную перегородку все хорошо слышно. Если проделать в фанере дырку, можно записками перебрасываться. Но Марка не хочет. Я и без того ей в печенках сижу, она прямо не знает, как от меня отделаться. Я убрала кружку, приложила ухо к фанере. Нет, вроде с кружкой слышно лучше.