Cамарская вольница. Степан Разин

Буртовой Владимир Иванович

— А где ваш-то воевода, что на Самаре был? — полюбопытствовал Тимошка Лосев, заглядывая сбоку и вверх на высокого Игната.

— Да как ушел в ершову слободу, так и не воротился покудова, — хмыкнув, ответил Говорухин. — Ты, что ль, соколик, поведешь? Пригожий малый, жаль будет, ежели убьют… Ну, коль надумал атаман печь пироги, то кинем в воеводское тесто сырых казацких дрожжей для закваски.

— Идемте к Степану Тимофеевичу, коль согласны, — поднялся с лежачего бревна Михаил Хомутов…

Собрались в шатре Разина, чтоб никто лишний не доглядел и не приметил тайных сборов. Сыскали для Никиты и Игната подходящие

одежды, обрядили в детей боярских, каких теперь в Синбирске тьма. Атаман осмотрел их придирчиво, спросил у Тимошки:

— Как мыслишь в острог пролезть?

Тимошка сверкнул белозубой улыбкой, ответил:

— Есть у меня, батюшка атаман, одно приметное местечко, почти у караульных под носом, а им и невдомек. Тем лазом я уже несколько раз пользовался, бегая по ночам к Василисушке… Воеводе говорю, будто у Федьки заночую, а сам — шмыг, да и был таков до утра! И стрельцы в воротах ничего не знают.

Степан Тимофеевич потрепал его по плечу, перекрестил всех, обнял поочередно и сказал:

— Идите! Лазарка Тимофеев проводит вас до сторожевых постов, иначе казаки не выпустят, ухватят как воеводских подлазчиков.

Вышли из шатра, когда было уже за полночь. Над темной землей сквозь тучи изредка проглядывала луна, робко мигали звезды, да тихо шелестел ветер в лесных колках по оврагам волжского берега. Со стороны Казанской дороги приближаться к острогу не отважились — там стояли дозоры воеводы Борятинского, потому пошли в обход, берегом Волги. Здесь можно было, крадучись, пройти одному, двум, хорошо зная местность, чтоб не сорваться с кручи, но большой толпой не проскользнуть.

У края обрыва Лазарка и Хомутов остановились, молча обняли посланцев. Походный атаман хлопнул Тимошку Лосева по плечу, тихо сказал на прощание:

— С Богом идите. Помните: ночь эта и день завтрашний ждем от вас вестей, к той ночи возвращайтесь… И остерегитесь воеводских ярыжек, зазря себя не раскрывайте.

Никита, Игнат и Тимошка, сняв шапки, поклонились и пропали в темноте небольшого, кустами заросшего овражка. Лазарка Тимофеев и Михаил Хомутов, сдерживая гулкое и потому, казалось, далеко слышимое биение сердец, постояли с полчаса, ожидая, не будет ли сполошных выстрелов из ближних городских строений, бережно пошли к атаману сообщить, что посланцы ушли в острог и вроде бы все обошлось как нельзя удачно… Пока удачно.

2

Никита Кузнецов и ранее не раз бывал в Синбирском городе, обнесенном глубоким рвом, валом и частоколом, под которым они пролезли на склоне одного овражка, где земля, как приметил Тимошка, после недавних обильных дождей малость просела. Помогая друг другу, пролезли, будто собаки под воротами, на животах, потом бережно отряхнулись и крадучись пошли вдоль каких-то заборов, под редкий и ленивый собачий лай. Заслышав издали топот коней дозорных казаков или детей боярских, которые объезжали улицы города ради досмотра от татьбы и разбоя, Тимошка молча давал знак Никите и Игнату затаиться, а потом они либо уходили в ближний переулок, либо укрывались за бревенчатыми углами амбаров, бань, приседали в заросшую бурьяном сподручную канаву: хотя и наряжены детьми боярскими, да под сыск и разбирательство попадать не хотелось.

Прокричали уже предрассветные петухи, Тимошка заторопился, подозвал к себе спутников поближе, прошептал:

— Теперь

скоро будет двор Федьки Тюменева. Вона, близ той деревянной церкви, видите, кресты дыбятся над посадскими крышами? Там он проживает… Хорошо, ежели сам дома, а коль в дозоре, так женка с перепугу, стук заслышав, может нырнуть в подпол, — и тихонько засмеялся. И тут же чуть слышно посвистал, словно своей, большеголовой собаке, которая собралась было гавкнуть, но на свист Тимошки лишь раскрыла пасть да так и замерла, просунув в подворотню морду между лапами.

— Вот умница, тако и стой, — прошептал Тимошка, словно знал какой заговор на собак. — А пойдет кто из воеводских ярыжек — греби лапами пыль до луны! — Тимошка созорничал, а Никита даже позавидовал: вот молодость! На смертное дело идет с атамановым посланием, а дерзок в смелости до безрассудства: будто крадется за девками на посиделки, чтоб подглядеть и прознать их заветные на гаданиях тайны…

Когда подобрались к калитке тюменевского подворья, за забором услышали тихое всхрапывание отдохнувшего сытого коня, ласковый голос хозяина, хлопанье затягиваемых ремней и грузные шаги. Тимошка чуть слышно стукнул железной щеколдой, приподняв и опустив ее несколько раз, — калитка была на внутреннем запоре.

— Кто там? — послышался окрик хозяина, не испуганный, а спокойный, будто ждал кого-то.

— Отвори, Федька. Это я, Тимошка.

— Что это тебя по ночам нечистая сила носит! — добродушно проворчал Федька. — Стоять, Воронок, стоять тихо! Я мигом ворочусь, похоже, что Тимошка наш малость заблудился, не к воеводе в кремль, а к нам на постой просится, надоело ему вино заморское пить, на свекольный квас терпкий потянуло. — Подошел, двинул деревянный брус, вложенный изнутри поперек крепкой калитки, сказал: — Ну, входи, гулена… — И встал удивленно, увидев за спиной Тимошки двоих справно снаряженных ратных людей, одному из которых калитка явно была низковата. — Эти тоже с тобой? Что детям боярским на моем подворье надобно? — В голосе угроза слышна незваным посетителям.

Никита Кузнецов порадовался — не в большой дружбе, видно, синбирский казак с детьми боярскими! Тимошка засмеялся, сказал:

— Это ряженые, от атамана Степана Тимофеевича. Им в остроге надобно с нашими стрельцами сойтись для потайной беседы да прелестное письмо атаманово читать.

Федька от неожиданности крякнул, словно его крепко хватили кулаком между лопаток, медленно, будто не веря сказанному Тимошкой, отступил от калитки, с растяжкой проговорил:

— Входи… Входите и вы, коль вправду… а не в насмешку брякнул сей пострел. — Закрыл за ними калитку, поскреб подбородок. — Что ж делать, а? Мне в караул до рассвета надобно ехать, а тут такое дело… гости нечаянные! Что скажешь, Тимоха? Ты около воеводы ума набрался, присоветуй!

— Ты нас покудова где ни то укрой. Да хорошо бы сюда людей верных по одному присылать для разговора.

— Кого прислать-то, чтоб беспромашно вышло? — снова почесал заросшую щеку Федька Тюменев. — Не пиво же пробовать придут, а голову в заклад принесут… Оно конечно, опостылела народу тягостная жизнь под боярами, да старое ярмо многим уже и притерлось… А какое-то новое будет?

Никита Кузнецов, видя смущение казака, забеспокоился, чтоб хозяин подворья не отказался приютить их и свести со стрельцами, потому и сказал негромко, но решительно: