Шрифт:
Пролог
Ночное небо заволокло серыми тучами. Непрестанно моросил мелкий дождь, наполняя воздух прохладной влагой. Он тихо барабанил по кровле домов в форме перевернутых лодок. Шлепал по кожаной кирасе доспеха. Заставлял темные, как смоль, волосы, убранные в пучок, блестеть в свете пожара, словно начищенное серебро. Огонь подходил совсем близко. Язычки пламени занимали все большую площадь. Их блики играли на волевом и красивом лице. Но его будто совсем это не волновало. Не дрогнул ни один мускул. Черные глаза пристально смотрели вперед
Широкий курган в виде земляной насыпи прямоугольной формы, окруженный хвойными деревьями. Дождь тихо шумел меж раскидистых елей, стоявших абсолютно неподвижно. И венчало эту насыпь основание, с которого мир созерцал идол. Каменное изваяние. Спокойное и хладнокровное. Будто не было того пожара, сейчас уничтожавшего земли, что он должен сберегать.
Воин посмотрел статуе прямо в глаза. Пустые и беспристрастные. Тонкие губы под прямым носом подернула презрительная усмешка.
«Не помог ты своим подданным, каменный истукан. Оно и неудивительно. Я ведь знал, что нет в мире силы могучей и сильней, чем воля Шанди[2]. А ты... тебя просто нет».
От лицезрения идола его отвлекли шаги. Воин обернулся через плечо.
Два верных бойца остановились позади. Медные наконечники копий намокли и блестели в пламени огня. Глаза на суровых и гладковыбритых лицах смотрели прямо перед собой. Но они не смели поднять взгляд выше дозволенного. Никто не смел взирать на Повелителя выше его подбородка. Кожаные нагрудники потемнели от влаги. Плечи и спины прикрывали плащи из шкур — волчья на первом и тигриная на втором. Наколенники оказались измазаны бурыми пятнами запекшейся крови. Но она принадлежала не им. Воин не заметил и царапины на телах своих верных бойцов. Кроме трех шрамов на левой щеке одного из них. Однако те были получены давно.
«Напоминание всем о его беззаветной верности и нашей дружбе».
— Бо[3] Лаоху, — чуть поклонился тот, что со шрамами и в тигриной шкуре.
— Что имеете сказать мне, Фу и Янь? — властно поинтересовался их господин.
— Мы захватили множество пленных у западных ворот, — четко доложил Фу.
— Они отреклись?
— Да, бо, — подтвердил Фу и холодно добавил, — иначе давно отправились бы к духам.
В этот момент шрамы на щеке зачесались, но он не рискнул провести ладонью по лицу в присутствии бо.
— Замечательно, — удовлетворенный, кивнул Лаоху, — нам понадобятся рабочие для строительства, — взгляд черных глаз вновь перешел на каменное изваяние, — этот город нуждается... — Повелитель на мгновение задумался, — в изменениях.
— Однако защитники восточных ворот еще не думают сдаваться, — встрял Янь.
— Правда?
— Чистая, как горный ручей, светлейший. Они словно медведь, разбуженный во время спячки.
— Вот, как? — Лаоху резко обернулся, — это правда?
— Да, — подтвердил Фу, — правда, бо.
— Хм. Без них мы как-нибудь обойдемся. Они сами выбрали свою участь. Когда подавите, отрубить всем головы и насадить на копья. А затем выставить перед воротами, которые они так тщетно пытались защитить. Пусть их духи послужат для нас рабами.
— Будет исполнено, — холодно отчеканил Фу, будто речь шла о перевозке на рынок свежих овощей.
Лаоху же снова воззрился на истукана. Тот продолжал отвечать ему спокойным и равнодушным взглядом. По непонятной причине это начинало бо раздражать.
— Видите его? — кивком он указал на идола.
— Конечно, светлейший, — молвил Янь, — мы прекрасно видим.
— Его нужно уничтожить. Этот лик пособников язычества, — глаза Лаоху сузились, — на его месте должен стоять Храм предков. Моих предков. Наших предков.
— Твой приказ будет выполнен в точности, бо, — кивнул Фу.
— Тогда принимайтесь за дело, — махнул рукой Лаоху, — но сначала сломите тех, кто смеет сопротивляться воле Шанди.
Два верных служителя господина поклонились. Не слишком низко, но и не слишком вяло. Затем, не произнося ни слова, направились в сторону восточных ворот. Их сандалии громко шлепали по влажной земле.
Лаоху остался один. Звуки боя и крики поверженных врагов стали медленно отдалятся. Вскоре они стихли совсем, и наступила тишина. Мрачная и вязкая. Только треск пожара, да барабанная дробь моросящего дождя. Бо еще раз окинул взором каменного идола. Воин закусил нижнюю губу, как будто о чем-то задумался. Наконец, он стряхнул оцепенение и, бросив прощальный взгляд, гордой походкой отправился вслед за своими людьми.
Изваяние безмолвно смотрело ему в спину пустыми глазницами.
***
Молодой воин тяжело дышал. Он сидел, облокотившись о борт перевернутой телеги, и до звона в ушах вслушивался в то, что происходит вокруг. Но все было тихо. Только дождь барабанил по крышам и земле, превращая ее в мерзкую жижу. Отблески пламени пожара тускло отражались в грязных лужах. Воин смахнул намокшую челку и огляделся.
Их осталось всего двадцать. Последние стражи восточных ворот. Перевернутые повозки служили единственной защитой перед лицом врага, захватившим весь город. Шаткой защитой, но сводившей на нет численное превосходство неприятеля. До тех пор, пока лучники противника не взберутся на стены. Но двери башен под надежной охраной верного товарища. Так, что у них еще есть шансы отдать свои жизни подороже.
Воин дотронулся рукой до груди. Там, где на доспехе был выгравирован священный символ. Закрыв глаза, боец вознес молчаливую молитву. Затем осторожно выглянул из-за повозки. Стрела вонзилась в дерево в ногте от лица и выбила щепки. Одна угодила в щеку и оцарапала кожу. Пустила кровь. Воин тут же скрылся за телегой и крепче сжал обоюдоострый меч.
— Сдайтесь! — раздался громогласный призыв.
Но воин лишь презрительно сплюнул на землю. Слюна тут же смешалась с грязью и потоками дождя.