Царь-гора
Шрифт:
Он направился к стойке бара, чтобы расплатиться. Здесь ему пришло в голову прихватить бутылку «Столичной», с которой не так бессмысленно будет коротать дорогу и не столь уж пустой может показаться даже эта темная история про краснопартизанскую Золотую Орду. Выходя из вагона-ресторана, он оглянулся на попутчика и едва не выронил из рук бутылку. Оказалось, пока они обсуждали тайну алтайского золота, через два столика от них расположилось весьма приметное создание женского пола в темно-синем облегающем платье и с белой лилией в подколотых волосах. Девушка не
Федору, испытавшему мгновенный укол чувства обделенности, тотчас страстно захотелось, чтобы прекрасная незнакомка ненавидела бородатых мужчин, тем более мужчин с быстрым, оценивающим взглядом торгового агента, который сбывает залежалый товар по завышенной цене и покупает драгоценные раритеты на приманку льстивых салонных манер.
Он вернулся в купе, сел к окну и попытался получить наслаждение от лирически-унылых весенних пейзажей средней полосы России. Через полчаса созерцания он вспомнил, что родина неимоверно обширна и если смотреть в окно всю дорогу до самого города Барнаула, то от этой берущей за душу пронзительной печали русского поля и ветхих селений можно без вина сделаться горьким пьяницей. Придя к такому заключению, Федор отвинтил крышку «Столичной» и налил в стакан, еще пахнущий коньяком.
К тому времени, когда вернулся сосед, в бутылке оставалось не так много, а Федор, прислонившись лбом к окну, отчаянно тосковал.
– Правильно, – быстро оценил ситуацию попутчик, – отечественные расстояния надо обязательно пропустить через себя, чтобы понять, отчего в России все беды.
– Отчего, по-вашему, в России все беды? – с трудом вымолвил Федор. От укачивания и грустных эмоций его сильно развезло. Отнять голову от стекла он не мог, поэтому приходилось поневоле смотреть в окно на русскую бесконечность и необъятность.
– Все беды России оттого что она слишком огромна и не вмещается в нормальное человеческое восприятие. Оттого-то в России живут люди с ненормальным восприятием реальности.
– Слушайте, а ейвы тоже рассказывали про беды России и про эту вашу Золотую Орду? – Федору удалось сдвинуть центр тяжести тела, и голова самостоятельно переместилась к стенке купе.
– Ей? – переспросил Евгений Петрович, делая вид, что не понимает, о ком речь.
– Вы прожженный тип, вот что я вам скажу, – подумав, выговорил Федор. – Вы продавец воздуха и скупщик чужих тайн. Вы… торгаш. Скажите честно, вас любят женщины?
Евгений Петрович сел к окну и тоже стал смотреть на проплывающий плэнер.
– Нет, – наконец произнес он, – не любят. Они отдаются мне без любви.
Минуту длилось молчание.
– А выпить у вас есть? – спросил затем Федор, несколько смягчившись.
Очнулся он в Екатеринбурге. Предыдущие сутки помнились смутно. В голове остались обрывочные эпизоды и наиболее отчетливый, как он идет по вагону, заглядывает в каждое купе в поисках прекрасной незнакомки и требовательно барабанит кулаками в запертые двери. Самым мучительным было то, что Федор не помнил, нашел ли он ее, а если нашел, то насколько свинским и пошлым было его поведение. Еще в памяти засели алмазные копи царя Соломона, показавшиеся очень подозрительными, учитывая тот настойчивый интерес, который проявлял попутчик к причинам его убытия из Москвы.
Тихонько простонав, Федор сел на диване, удивленно оглядел пустую тару на столе и под столом, пересчитал бутылки. Он не мог понять, когда они успели столько выпить. Попутчик водил палочкой по экрану карманного компьютера. Наконец он оторвался от своего занятия и доброжелательно посмотрел на Федора. Тот разочарованно отметил, что сосед абсолютно трезв. И только после этого обнаружил, что лицо попутчика оголилось.
– А где же ваша борода? – удивился Федор.
– Отклеилась, – пошутил попутчик.
Федор в ответ усмехнулся правой половиной лица. Второй половиной он двигать не мог из-за сильной головной боли.
– Это… я один? – Он показал пальцем на бутылки.
– В основном да.
– Я ничего не сломал? – беспокойно поинтересовался Федор. – Ни с кем не дрался?
– Как вам сказать. Сломать не сломали, но проводнику по лицу съездили. Он пригрозил снять вас с поезда, и мне едва удалось уговорить его не делать этого. Кстати, обошлось недешево.
– Я отдам, – смущенно пробормотал Федор.
– Не стоит, – великодушно отказался попутчик.
– Я еще, наверное, бредил тут? Так вы не обращайте внимания. Это со мной бывает. Про алмазы особенно. Давняя история, очень волнительная, впечаталась в голову. – Федор решил на всякий случай подстраховаться.
– Какие проблемы, – с широкой сердечной улыбкой сказал Евгений Петрович.
Поезд, стоявший до этого, толкнулся и пополз вперед, медленно набирая скорость.
– Где это мы? – спросил Федор, мутно всматриваясь в незнакомый город.
– Екатеринбург, – ответил попутчик, также приникая к окну. – Место заточения и казни последнего русского царя со всей его семьей. Обратите внимание вон на ту большую церковь на площади. Видите? Храм-на-Крови. Раньше на этом месте стоял дом, где их содержали, а в подвале расстреляли.
Федор проводил тяжелым похмельным взглядом место кровавой расправы над бывшим всероссийским самодержцем, символом теперешнего поднимающегося монархизма.
– Вы здесь бывали? – спросил он.
– Доводилось.
– Странно, – сказал Федор.
– Что именно?
– Я сейчас испытал удивительное ощущение, – слегка взволновавшись, объяснил он, – будто я видел раньше эту площадь и дом на месте этой церкви, и поезд точно так же увозил меня на восток, в полную неизвестность. Но я никогда не был здесь.
– Дежа вю, – кивнул попутчик. – Случается.
Федор снова посмотрел на город, обильно зеленеющий.