Царь-гора
Шрифт:
Он направился к стойке бара, чтобы расплатиться. Здесь ему пришло в голову прихватить бутылку «Столичной», с которой не так бессмысленно будет коротать дорогу и не столь уж пустой может показаться даже эта темная история про краснопартизанскую Золотую Орду. Выходя из вагона-ресторана, он оглянулся на попутчика и едва не выронил из рук бутылку. Оказалось, пока они обсуждали тайну алтайского золота, через два столика от них расположилось весьма приметное создание женского пола в темно-синем облегающем платье и с белой лилией в подколотых волосах. Девушка не только подходила под определение «прекрасная дама», но и намного превосходила его. Она была без сопровождения, и коварный попутчик не замедлил этим воспользоваться. В тот момент, когда Федор увидел их, Евгений Петрович демонстрировал весь свой лоск, целуя девушке руку.
Федору, испытавшему мгновенный укол чувства обделенности, тотчас страстно захотелось, чтобы прекрасная незнакомка ненавидела бородатых мужчин, тем более мужчин с быстрым, оценивающим взглядом торгового агента, который сбывает залежалый товар по завышенной цене и покупает драгоценные раритеты на приманку льстивых салонных манер.
Он вернулся в купе, сел к окну и попытался получить наслаждение от лирически-унылых весенних пейзажей средней полосы России. Через полчаса созерцания он вспомнил, что родина неимоверно обширна и если смотреть в окно всю дорогу до самого города Барнаула, то от этой берущей за душу пронзительной печали русского поля и ветхих селений можно без вина сделаться горьким пьяницей. Придя к такому заключению, Федор отвинтил крышку «Столичной» и налил в стакан, еще пахнущий коньяком.
К тому времени, когда вернулся сосед, в бутылке оставалось не так много, а Федор, прислонившись лбом к окну, отчаянно тосковал.
– Правильно, – быстро оценил ситуацию попутчик, – отечественные расстояния надо обязательно пропустить через себя, чтобы понять, отчего в России все беды.
– Отчего, по-вашему, в России все беды? – с трудом вымолвил Федор. От укачивания и грустных эмоций его сильно развезло. Отнять голову от стекла он не мог, поэтому приходилось поневоле смотреть в окно на русскую бесконечность и необъятность.
– Все беды России оттого что она слишком огромна и не вмещается в нормальное человеческое восприятие. Оттого-то в России живут люди с ненормальным восприятием реальности.
– Слушайте, а ейвы тоже рассказывали про беды России и про эту вашу Золотую Орду? – Федору удалось сдвинуть центр тяжести тела, и голова самостоятельно переместилась к стенке купе.
– Ей? – переспросил Евгений Петрович, делая вид, что не понимает, о ком речь.
– Вы прожженный тип, вот что я вам скажу, – подумав, выговорил Федор. – Вы продавец воздуха и скупщик чужих тайн. Вы… торгаш. Скажите честно, вас любят женщины?
Евгений Петрович сел к окну и тоже стал смотреть на проплывающий плэнер.
– Нет, – наконец произнес он, – не любят. Они отдаются мне без любви.
Минуту длилось молчание.
– А выпить у вас есть? – спросил затем Федор, несколько смягчившись.
Очнулся он в Екатеринбурге. Предыдущие сутки помнились смутно. В голове остались обрывочные эпизоды и наиболее отчетливый, как он идет по вагону, заглядывает в каждое купе в поисках прекрасной незнакомки и требовательно барабанит кулаками в запертые двери. Самым мучительным было то, что Федор не помнил, нашел ли он ее, а если нашел, то насколько свинским и пошлым было его поведение. Еще в памяти засели алмазные копи царя Соломона, показавшиеся очень подозрительными, учитывая тот настойчивый интерес, который проявлял попутчик к причинам его убытия из Москвы.
Тихонько простонав, Федор сел на диване, удивленно оглядел пустую тару на столе и под столом, пересчитал бутылки. Он не мог понять, когда они успели столько выпить. Попутчик водил палочкой по экрану карманного компьютера. Наконец он оторвался от своего занятия и доброжелательно посмотрел на Федора. Тот разочарованно отметил, что сосед абсолютно трезв. И только после этого обнаружил, что лицо попутчика оголилось.
– А где же ваша борода? – удивился Федор.
– Отклеилась, – пошутил попутчик.
Федор в ответ усмехнулся правой половиной лица. Второй половиной он двигать не мог из-за сильной головной боли.
– Это… я один? – Он показал пальцем на бутылки.
– В основном да.
– Я ничего не сломал? – беспокойно поинтересовался Федор. – Ни с кем не дрался?
– Как вам сказать. Сломать не сломали, но проводнику по лицу съездили. Он пригрозил снять вас с поезда, и мне едва удалось уговорить его не делать этого. Кстати, обошлось недешево.
– Я отдам, – смущенно пробормотал Федор.
– Не стоит, – великодушно отказался попутчик.
– Я еще, наверное, бредил тут? Так вы не обращайте внимания. Это со мной бывает. Про алмазы особенно. Давняя история, очень волнительная, впечаталась в голову. – Федор решил на всякий случай подстраховаться.
– Какие проблемы, – с широкой сердечной улыбкой сказал Евгений Петрович.
Поезд, стоявший до этого, толкнулся и пополз вперед, медленно набирая скорость.
– Где это мы? – спросил Федор, мутно всматриваясь в незнакомый город.
– Екатеринбург, – ответил попутчик, также приникая к окну. – Место заточения и казни последнего русского царя со всей его семьей. Обратите внимание вон на ту большую церковь на площади. Видите? Храм-на-Крови. Раньше на этом месте стоял дом, где их содержали, а в подвале расстреляли.
Федор проводил тяжелым похмельным взглядом место кровавой расправы над бывшим всероссийским самодержцем, символом теперешнего поднимающегося монархизма.
– Вы здесь бывали? – спросил он.
– Доводилось.
– Странно, – сказал Федор.
– Что именно?
– Я сейчас испытал удивительное ощущение, – слегка взволновавшись, объяснил он, – будто я видел раньше эту площадь и дом на месте этой церкви, и поезд точно так же увозил меня на восток, в полную неизвестность. Но я никогда не был здесь.
– Дежа вю, – кивнул попутчик. – Случается.
Федор снова посмотрел на город, обильно зеленеющий.