Царь горы
Шрифт:
— Да свой я, свой, просто у меня бабушка была.
— У всех бабушка была, — отрезал Отвертка. — Наверное.
— И у шпиенов тоже бабушки!
— Отвечай, паскуда, почему знаешь так много?
— Я когда ногу по малолетству сломал, она мне сказки рассказывала, какие помнила, — всхлипнул перепуганный Маркер. — О Западных лесах рассказывала, о том, как мы людам помогли Землю захватить и империю сделать.
— И ты запомнил? — подозрительно осведомился Копыто.
— Я же говорю: ногу сломал, — пояснил боец. — Как сейчас помню: пришел Аника-чуд злой в доспехах блестящих и прогнал нас из Западных лесов. И рухнул Зеленый Дом в одночасье, потому что не стало у него поддержки мощной. Переломили хребет соломинкой.
Маркер со страхом огляделся. Булыжник, пытаясь сгладить ситуацию, разлил по стаканам виски, и возникшая было пауза заполнилась дружным прихлебыванием традиционного продукта.
— Ладно, боец, — громко произнес уйбуй Дуричей, — вижу, ты все-таки не шпиен.
И покосился на Копыто.
Но Шибзич уже позабыл о выдвинутых обвинениях и найденной измене. В его голову постучалась новая мысль.
— Мля, так это получается, что чуды нас из Западных лесов прогнали?
— Ага, — радостно подтвердил Маркер.
Ему очень понравилось, что проклятый Шибзич переключился на идиотов-рыцарей.
— С исконных наших вотчин прогнали.
— И ветчину тоже забрали, — услужливо кивнул Маркер. — И выпивку.
— Подожди ты с выпивкой. — Копыто неодобрительно посмотрел на вещающего по телевизору Франца. — Это геноцид какой-то получается.
— Получается что ты у нас умный, а не я, — хихикнул боец. — Вона, слова какие знаешь!
— Филорог…
— Он мне еще за рогатого не ответил, а теперя еще и гиноцит. — Булыжник лихорадочно обдумывал, стоит ли затевать склоку с Шибзичем. — Копыто, ты откуда такие слова знаешь, и почему при всех ругаешься?
— Ты слушай, что получается! — Увлеченный Шибзич не понял, что его подбивают на скандал. — Чуды нас с земли прогнали?
— Прогнали, — подтвердил Маркер.
— В изгнание отправили?
— Отправили.
— Местожительства лишили?
— И пропитания лишили, — встрял Булыжник.
— И средств всяческих! — добавил Отвертка.
— И ваще эксплуатировали!
— И даже не извинились гады! — торжествующе закончил Копыто. — Прикиньте, бойцы, мы ходим, как опущенные, а эти рыжие, напялят консервные банки, и друг перед другом вышагивают, типа, парад, мля. Они в шоколаде…
— В консервных банках, — пискнул Маркер.
— А мы, типа, до сих пор не знаем, почто страдали.
И выпил.
— Ну, ты тренер, — восхищенно произнес Булыжник.
— Во завернул!
— И все это исторически правда!
— Пусть извиняются, гады!
— Перед тобой, что ли?
— И передо мной тоже! Мне, может, Западные леса каждую ночь снятся!
— Да ты там не был ни разу!
— Давай фюреру петицию писать! — предложил Маркер. — Если королева за нас не вступается, пусть мы сами чего-нибудь добьемся! Пусть рыцари извиняются!
— Правильно, мля, — согласился Копыто, и оглядел зал. — Есть тут грамотные?
вилла Луна
Италия, пригород Рима, 14 декабря, вторник, 11:00 (время местное)
Лучи неяркого солнца играли в зимнем парке. Скакали между ветвей, скользили по слегка заснеженным газонам, пытались проломить тонкую корку льда, затянувшего небольшое озеро. День выдался на редкость ясным, отлично подходящим для приятной прогулки по дорожкам, и веселые лучи звали хозяев роскошного парка: выходите! Вдохните полной грудью прохладный декабрьский воздух. Свежий. Вкусный. Прищурьтесь на солнце! Полюбуйтесь бездонным небом! Насладитесь редкими минутами зимней сказки! Лучи звали играть, лучи дразнились, лучи смеялись… Но владельцы поместья оставались глухи к зову природы. Они прятались в огромном доме, и не горели желанием выходить на солнечный свет.
Владельцы поместья предпочитали другое светило.
— Ты плохо выглядишь.
— Я провел в лаборатории всю ночь.
— Очередной опыт?
— Я был уверен, что на этот раз получится.
Стоящий у камина мужчина был стар и лыс. Его крупное, волевое лицо избороздили глубокие морщины, а о некогда густой шевелюре напоминала лишь редкая поросль за ушами и на затылке. Тем не менее, никто бы не назвал мужчину дряхлым: годы, хоть и наложили отпечаток на его лицо, еще не согнули, не сломали, не придавили плечи, не сгорбили. В мужчине чувствовались энергия и мощь. Даже сейчас, уставший, он двигался упругой, совсем не стариковской походкой.
У барона Александра Бруджа, самого старого масана в мире, оставалось достаточно сил, чтобы поспорить с куда более молодыми соплеменниками.
Он подошел к дивану, опустился на подушки и, откинувшись назад, закрыл глаза. В одной руке Бруджа держал бокал с красным вином, а другую протянул вдоль спинки дивана. Помолчал, расслабился, и едва слышно повторил:
— Я был уверен, что на этот раз получится.
Его голос напоминал шуршание листьев в осеннем лесу. Очень своеобразный голос, запоминающийся.
— Тем не менее — фиаско. — Клаудия не сводила глаз с горящего в камине огня. — В очередной раз.
— Силы Алого Безумия не достаточно для снятия навских печатей. Я вытянул из Амулета все, что он мог дать, но проклятые арканы не дрогнули.
На груди барона висел медальон с крупным красным камнем. С очень тусклым камнем — редко, крайне редко Клаудии доводилось видеть легендарное Алое Безумие таким опустошенным. И хозяин и Амулет Крови были выжаты до предела.
— Может, ты напрасно идешь напролом? Хитростью города брали едва ли не чаще, чем силой.
— Не получается никак: ни силой, ни хитростью. Не получается даже с помощью Барабао.
— Ты подружился с маркизом? — Клаудия провела пальчиком по каминной полке.
Этим утром девушка предпочла черное. Платье открытое на плечах, но строгое — подол юбки скрывает черные туфли. Из украшений — ожерелье черного жемчуга. И почти нет косметики, лишь легкие мазки, подчеркивающие тонкую красоту. С недавних пор Клаудия отказалась от яркого макияжа.
— Ты не упоминал, что Барабао согласился говорить с тобой.