Царь Каменных Врат
Шрифт:
— Ты уверен, что это необходимо? — спросил Белдер.
— Уверен, — сказал Муха. — Если мы освободим этих двух сатулов, нам легче будет просить о помощи их соплеменников.
— Уж очень бдительно их стерегут, — проворчал старик.
— Это верно, — согласился Басурман. — Один часовой стоит в десяти шагах от пленных, еще двое прохаживаются по опушке, а четвертый расположился в лесу.
— Сможешь ты снять этого четвертого?
— Само собой, — ухмыльнулся Басурман. — Но как быть с остальными тремя?
— Найди
Басурман отполз прочь, а Белдер придвинулся к Мухе.
— Уж не собираешься ли ты туда, к ним?
— Конечно. Это ведь хитрость, а на них я мастак.
— Ничего у тебя не выйдет. Нас всех сцапают.
— Пожалуйста, Белдер, без хвалебных речей — я могу зазнаться.
— Я, во всяком разе, с тобой не пойду.
— Никто и не просит.
Прошло добрых полчаса, прежде чем вернулся Басурман. Он принес одежду часового, завернув ее в красный плащ.
— Тело я спрятал, как сумел. Когда у них смена караула?
— Через час, а то и меньше, — ответил Белдер. — Нам не поспеть.
Муха развязал узел и надел на себя панцирь. Великоват, но лучше уж такой, чем слишком тесный.
— Ну, как я выгляжу? — спросил он, водрузив на голову шлем с плюмажем.
— Смехотворно, — сказал Белдер. — Никого ты этим не обманешь.
— Старик, — прошипел Басурман, — ты у меня в печенках сидишь! Мы всего три дня провели вместе, а я уже видеть тебя не могу. Закрой-ка свой рот.
Белдер уже готовил уничтожающий ответ, но, посмотрев в глаза чернокожему, сразу умолк. Такой и убить может! Старик весь похолодел и отвернулся.
— Что ты задумал? — спросил у Мухи Басурман.
— Часовых трое, но около пленных стоит только один. Я сменю его.
— А те двое?
— Про них я еще не думал.
— Лиха беда начало. Если все пойдет как надо и третий уберется, двигайся к двум остальным. Держи нож наготове и будь готов помочь мне, когда придет время.
Муха облизнул губы. Нож? Он не был уверен, что сумеет вонзить его в живое тело.
Вдвоем с Басурманом они проползли сквозь кусты поближе к лагерю. Луна светила ярко, но случайное облако закрыло ее, погрузив поляну во мрак. Костры почти догорели, люди спали крепко.
Басурман приложил губы к уху Мухи и прошептал:
— Отсюда до первого спящего около десяти шагов. Когда облако набежит опять, ползи туда и ложись. А когда станет светло, сядь и потянись. Пусть часовой тебя видит.
Муха кивнул.
До нового облака прошло несколько напряженных минут. Муха устремился вперед и улегся как раз в тот миг, когда луна вышла снова. Он сел, сладко потянулся и помахал часовому. Потом встал, огляделся, взял копье около спящего солдата, вздохнул полной грудью и пошел, зевая, через поляну.
— Не спится, — сказал
— Постоял бы тут, так узнал бы, где лучше, — буркнул солдат.
— А что, и постою. Ступай поспи, а я покараулю.
— Спасибо за услугу — но меня и так скоро сменят.
— Как хочешь, — сказал Муха, зевая во весь рот.
— Что-то я тебя раньше не видел. Кто твой начальник?
— Представь себе бородавчатую свинью, соображающую, как не слишком умный голубь.
— Дун Гидеус? Не повезло тебе, парень!
— Я и худших знавал.
— А я нет. Тут, наверное, дураков нарочно разводят. Ну зачем надо было нападать на сатулов? Точно у нас в Скодии мало хлопот. В голове не укладывается!
— У меня тоже. Ну, покуда жалованье платят...
— А ты что, получил? Я своего четыре месяца не вижу, — взъярился солдат.
— Да шучу я. Откуда?
— Ты такие шуточки брось. И без них тошно. К ним подошел второй часовой.
— Что, Кел, никак смена?
— Да нет, ему просто не спится.
— Пойду разбужу их. Хватит, настоялись.
— Не дури, — посоветовал первый. — Проснется Гидеус — всем нам порки не миновать.
— Говорю тебе, иди отдыхай, — вмешался Муха. — Я постою — все равно ведь не сплю.
— А, черт, и впрямь пойду, — сказал первый. — Я уже ног под собой не чую. Спасибо, друг. — Он хлопнул Муху по плечу, отошел от пленных и лег с остальными.
— А ты, если хочешь, прикорни в лесу — я разбужу тебя, как будет смена, — предложил Муха второму.
— Нет, спасибо. В последний раз, когда часового застали спящим, Гидеус велел его повесить. Ублюдок! Я своей шкурой рисковать не желаю.
— Как знаешь, — с деланным безразличием сказал Муха. Сердце у него бешенно колотилось.
— Опять отпуска отменили, сволочи. Четыре месяца не видел жену и ребятишек. — Муха потихоньку вынул нож. — И дела на усадьбе идут неважно с этими сволочными налогами. Ну да ладно — жив, и то хорошо.
— Да, это уже немало, — согласился Муха.
— А с другой стороны, на кой такая жизнь? Того и гляди в Скодию пошлют — опять своих убивать. Свинская жизнь, одно слово.
— Да уж. — Муха, держа нож за спиной, перехватил его покрепче, готовясь вогнать в горло собеседнику.
— Пожалуй, я все-таки воспользуюсь твоим предложением, — выбранившись, согласился вдруг солдат. — Третью ночь подряд в караул назначают. Обещай только, что разбудишь!
— Обещаю, — с великим облегчением сказал Муха.
Но тут из мрака вышел Басурман и перерезал горло третьему часовому. Муха не колебался ни минуты — его клинок, войдя в шею солдата пониже челюсти, проник прямо в мозг. Часовой упал, не издав ни звука, но Муха успел перехватить его взгляд и отвернулся.
Басурман подбежал к нему.