Царь нигилистов 2
Шрифт:
— Но забыт после смерти, — заметил Саша. — Честно говоря, я не помню годы жизни Щербакова.
— Я слышал про песню под названием «Трубач», — тихо сказал четырнадцатилетний Николай Адлерберг.
— Боже мой! — удивился Саша. — Откуда?
— В Пажеском корпусе ходит список, — еще тише сказал Адлерберг. — Говорят, пришел из кадетского. Но он неполный.
— У меня есть личный цензор, граф, — заметил Саша.
И посмотрел на Никсу.
— Не здесь и не сейчас, — тихо сказал брат.
— Так
— В данном случае точно нет, — возразил Никса.
И покосился сначала на папа, потом на Зиновьева, а потом на Гогеля, как бы измеряя расстояние. Результаты измерений были признаны неудовлетворительными: брат недовольно поморщился.
Самое прикольное началось после чая. Собственно, компанию пригласили в сад играть в «Разбойников». И Саша с ужасом осознал, что не знает правил.
Они вышли на улицу.
Был теплый сентябрьский вечер. Тихо и солнечно. Желтые березы у леса, желтые листочки подстриженных кустов, желтые листья на дорожках.
— Ты кем хочешь быть: казаком или разбойником? — поинтересовался Никса.
Ах, вот оно что!
Дворовых игр там в будущем Саша почти не застал, эта традиция сходила на нет с начала восьмидесятых. Но в «Казаки-разбойники» поиграть довелось.
— Казаком, — сказал Саша.
Не то, что бы ему так хотелось быть на стороне закона, но он подозревал, что этих бандитов придется удерживать от того, чтобы не заигрались. И чувствовал себя пионервожатым.
— Ну, как всегда, — прокомментировал Никса.
Николай поколебался и тоже решил стать казаком.
Володька и Никола заделались разбойниками, что было для них совершенно естественно. Тина тоже присоединилась к разбойникам. Женя ушла с ней.
Юный граф Шереметьев свалил за Тиной. Грузинский князь убежал со сверстниками.
Старшая часть компании оказалась по большей части в одной команде с Сашей и Никсой. И поэт Паша Козлов, и Федя Мейендорф, и обе августейшие копии: и Сашина, и Никсова. То есть Саша и Коля.
Графы Адлерберги остались под сенью власти. Остальные разбрелись, кто куда.
И казаки облюбовали лавочку в саду в качестве будущей тюрьмы для пойманных. Саша сел и пристроил рядом гитару.
— Правила помнишь? — спросил Никса.
— Примерно, — сказал Саша. — разбойники убегают, рисуют на дорожках всякие стрелочки, мы их ищем и ловим. Пленников сажаем на лавочку. Все так?
— Примерно, — кивнул Никса. — Разбойники еще загадывают пароль, который мы должны у них выпытать. И когда ты кого-то салишь, надо сказать: «Красная печать — нельзя убегать». А они могут освобождать своих. При этом они должны прикоснуться к пленнику и сказать: «Зеленая печать — можно убегать».
Про пароль и печати Саша в упор не помнил. То ли игра упростилась за сто с лишним лет, то ли просто забыл.
«Разбойники» разбежались, и «казаки» пошли изучать стрелочки. Круг со стрелочками во всех направлениях, выведенный палочкой на песке, встречался, пожалуй, чаще всего.
Вместо небольшого московского двора в распоряжении участников был огромный парк, так что Саша терялся в догадках, как тут вообще кого-то поймать.
Компания разбрелась по стрелочкам.
И они с Никсой остались вдвоем.
— Слушай, а что у нас в гостях за «Высочества»? — спросил Саша. — Почему ты мне о них ничего не сказал?
— Потому что они родственники, — объяснил Никса. — Я тебе раньше про них рассказывал. Коля — герцог Лейхтенбергский, наш кузен, старший сын тети Мэри, папиной сестры.
— Твоя копия, — заметил Саша.
— Да, мы немного похожи, — согласился Никса.
— А Тина?
— Тина — сестра Саши, он на тебя похож. Саша — принц Ольденбургский, наш троюродный брат. А Женя — сестра Коли.
— То есть Тина — принцесса Ольденбургская?
— Да, совершенно верно.
— А к ним можно обращаться: «принц», «принцесса», «герцог»?
— В принципе, да. Нам можно. По титулу — это обращение равных. Но лучше по имени. Все-таки родственники.
— Я что-то не так сказал, когда обратился к Мейендорфу «барон», а к Адлербергу «граф»?
— Ты их поднял до себя. Но никто не удивился, все наслышаны о твоем демократизме. Ну, там «вы» лакею. Да пусть радуются!
За деревьями что-то мелькнуло. Никса среагировал мгновенно и бросился в лес. У толстенького Володьки шансов не было. Так что довольный Николай привел младшего брата, держа под локоть.
Когда они вернулись, на скамейке уже скучал юный граф Шереметьев под охраной Паши Козлова.
— Как там насчет пароля? — поинтересовался Саша.
— Пока никак, — развел руками Козлов.
— Ну, что, будем говорить, граф? — спросил Саша.
— Нет, Ваше Высочество, — бойко ответил Сережа Шереметьев.
— Как так? — удивился Саша. — А если цесаревич прикажет?
— Не прикажу, — сказал Никса. — Игра сразу кончится. Что за интерес?
— В девять фейерверк, — напомнил Козлов.
— Еще много времени, — возразил Никса.
— Вы еще не государь, Николай Александрович, — заметил Сережа.
— Да? — переспросил Никса. — Ничего, есть простой способ. Они нам все расскажут за две минуты.
И перевел взгляд на Володю. Тот как-то сжался на своей лавочке.
А в движениях Никсы появилось что-то кошачье-ленивое. Может быть, так держался Николай Павлович, когда лично допрашивал декабристов. Но Николай Первый мог и наорать, а Никсу вообще невозможно было представить вышедшим из себя.