Царь нигилистов 2
Шрифт:
— Есть скульптура, — подтвердил папа.
— Но я не помню даже, где мы там жили!
— В Зубовском флигеле, — сказал царь.
Название не говорило Саше ровно ничего. Ну, кроме, конечно, ассоциации на Платона Зубова — последнего фаворита Екатерины Великой.
— Ничего, ты вспомнишь, — попытался успокоить папа.
— У меня дела в Петергофе!
— Завтра будет день, — отрезал царь.
Уговорить Гогеля свозить его в Петергоф стоило Саше некоторого труда.
— Хорошо, Григорий Федорович, —
Гогель опешил и мигом приказал заложить ландо.
Было довольно жарко для осени, ярко светило солнце. Вдоль Петергофского шоссе тянулись пожелтевшие деревья Александрийского парка.
Первым адресом была аптека Ильи Андреевича Шварца.
Обитель бизнес-партнера несколько преобразилась с предыдущего визита. В окне справа от двери был выставлен огромный цветной плакат: пухленькая румяная девушка с голубыми глазами и пышными блондинистыми волосами в венке из лиловых цветов. Надпись под девушкой гласила:
«Величайшая потребность века, для дам и господ: новейшее французское средство для волос: шампунь „Княжеский“».
Средство было не совсем французским, но Саша верил в предпринимательский талант бизнес-партнера и решил не спорить.
По левую сторону от входа красовался другой плакат, тоже во все окно. Он повторял сюжет иллюстрации в «Колоколе», но был цветным и более реалистичным. Очередное творение будущего академика Крамского производило прямо замечательное впечатление, гораздо лучше газетного варианта. Под плакатом были слова:
«Небесный фонарик — незаменимое украшение для вашего праздника, впервые запущен на дне рождения государыни императрицы Великим князем Александром Александровичем».
Когда они вошли, Илья Андреевич встал навстречу и вышел из-за прилавка.
И Саша обнял аптекаря под неодобрительным взглядом Гогеля.
— Как наши дела? — спросил Саша хозяина.
Они сели в кресла напротив прилавка и стеллажей с пузырьками и колбами.
— Отлично! — сказал аптекарь. — Шампунь покупают фрейлины государыни, вашей матушки, и по несколько штук в неделю уходит в Константиновский дворец в Стрельне и Михайловский дворец в Петербурге.
Ага! Понятно. Константиновский — это тетя Санни, а Михайловский — Елена Павловна.
— И оптом взяли пять аптек из Петербурга и две — из Москвы.
— Насколько крупный опт?
— По 20 пакетиков. И еще розница.
— Ладно, лиха беда начало. Реклама работает?
— Да!
— Сколько у нас с шампуня чистыми?
— Тридцать два рубля.
— Супер! Мы кажется вышли на самоокупаемость. Илья Андреевич, вы гений!
— Ну, кто тут гений… — скромно потупился бизнес-партнер. — Фонарики лучше идут. Особенно после «Колокола».
— И сколько?
— Пятьдесят
— Обалдеть! — сказал Саша.
— Я их пристроил в семь столичных ателье свадебных платьев, десять цветочных магазинов и три кондитерских.
— О! — восхитился Саша. — Рестораны, магазины игрушек, подарков, люстр, ламп и подсвечников, свечные лавки, винные погреба…
— Попробую, — пообещал Шварц.
— Давайте обмоем, — предложил Саша. — И выпьем за успех нашего дела.
— Обмоем? — встрял Гогель. — Александр Александрович!
— Квасом, Григорий Федорович, квасом, — успокоил Саша.
Перед следующим визитом он и правда совсем не хотел напиваться.
— Есть яблочный, — сказал Шварц.
— Яблочный квас? — удивился Саша. — Ни разу не пробовал! Давайте!
— У нас тоже будет, — пообещал Гогель. — В Царском.
Хозяин отлучился на пару минут и вернулся с тремя кружками и кувшином, наполненным темно-желтым напитком с тонким слоем пены на поверхности.
Яблочный квас по вкусу напоминал сидр, но явно не содержал спирта.
Шварц достал бумажник и отсчитал ровно половину прибыли: 45 рублей.
Саша взял банкноты, без стеснения пересчитал и отдал партнеру 25.
— В дело, — коротко сказал он. — По рукам, Илья Андреевич?
— Конечно!
Саша подставил ладонь, и они ударили по рукам по старому купеческому обычаю.
— Александр Александрович… — ужаснулся Гогель.
— А что такого? — поинтересовался Саша. — Илья Андреевич, вы запишите на всякий случай. А то забудем потом.
Аптекарь кивнул.
А Саша опустил в карман четыре пятирублевых ассигнации.
Петергоф город маленький, и минут через пять они остановились у маленького домика с кирпичным первым этажом и деревянным вторым, где располагалась туберкулезная лаборатория.
Гогель только и успел сказать:
— Александр Александрович, вы не должны терять свое достоинство и вести себя, как купец!
— Если для пользы дела мне надо вести себя, как купец, я веду себя, как купец, — отрезал Саша. — Если мне надо будет вести себя, как принц, — буду вести себя, как принц.
Он спрыгнул на мостовую, подошел к двери и позвонил в колокольчик.
Накануне он проштудировал письма Елены Павловны и Склифосовского, где они рассказывали о людях, которых набрали на работу, так что теперь надеялся познакомиться очно.
Открыл молодой человек лет двадцати. Младшему из набранных в лабораторию медиков было 19, а старшему 25, так что это мог быть кто угодно. Юноша был в двубортном мундире с украшенными гербами пуговицами, на плечах красовались погоны. Светлые, с черной полосой посередине, золотым вензелем Павла Петровича из двух переплетенных кириллических «П» и золотой короной над ними. И тремя маленькими звездочками. Поручик?