Царь нигилистов 5
Шрифт:
— Я всё равно не могу тебя вызвать, — сказал Кропоткин, — ты великий князь.
— Вызвать можешь, — возразил Саша. — Просто за это смертная казнь. Можно подумать, что это тебя остановит. Можно подумать, что я на тебя донесу. Но я не буду с тобой стреляться. Пульну в воздух.
— Ладно, — сказал Кропоткин.
— Знаешь, отец запретил мне преподавать в воскресных школах, не по чину, говорит.
— Значит, в воскресенье тебя не будет?
— В воскресенье я буду, — возразил Саша. — Я вытряс разрешение заниматься хотя бы их организацией. Буду
— Может быть, и правильно, — сказал Кропоткин. — Организатор ты, вроде, неплохой.
— Организатор должен вести за собой. Представь: Наполеон на Аркольском мосту, в парадном мундире, подпоясанный трехцветным поясом, под революционным флагом, с саблей в руке лично ведёт в атаку свою армию. Прямиком к победе. И почему папа не нравится этот образ?
Кропоткин усмехнулся.
— Меня в детстве учили, что революция — это смерть с косой.
— Не без этого, — заметил Саша. — Хотя бывают и бархатные революции, и революции сверху. Так что косу можно затупить. Умеючи. А по поводу школ: просто боюсь, что все разбегутся.
— Не разбегутся, — возразил Кропоткин. — В крайнем случае, справимся без тебя.
— Вау! — улыбнулся Саша. — Ты бы знал, насколько мне бальзам на душу идея воскресных школ! Это же самоорганизация, это же сами без понукания и приказа, это горизонтальные связи, это гражданское общество! Вот оно! Работает! Реально существует! И придумал не я, придумал Пирогов. И даже не он первый!
Будущий анархист улыбнулся.
— Правда, мне ещё навязывают Закон Божий, — пожаловался Саша.
— В Христианстве нет ничего плохого, — сказал Кропоткин. — Я тоже не очень религиозен, но мой брат увлекается лютеранством и любит цитировать послания апостолов. И Нагорная проповедь прекрасна.
— Нагорную проповедь я бы и сам им пересказал, — сказал Саша. — Но от меня ждут молитв. А я не хочу сводить веру к симпатической магии. Они же думают, что Закон Божий — это некая гарантия от всяких бесчинств. Но никакая это не гарантия! В Евангелии сказано «Блаженны миротворцы». А попы везде, во всех странах, во всём христианском мире служат капелланами и благословляют паству на войну. «Блаженны миротворцы!» Сказано два тысячелетия назад, и что? История христианства — это история мира? Как бы ни так! Это история войн. Зачем тратить время на то, что не работает?
— Всё-таки ты — Сен-Жюст, — заметил Кропоткин. — Даже в большей степени, чем я думал.
— Да какой я Сен-Жюст! Я смирился. Потому что я не хочу, чтобы нас разогнали. Потому что школы важнее мелких деталей, вроде молитв в учебниках.
— Ты прав, — сказал Кропоткин, — тебе не за что извиняться. Кстати, мой брат считает, что человек должен иметь цель в жизни. Пишет, что без цели «жизнь ни в жизнь». Он советовал мне избрать для себя цель, но я пока не могу определиться. У тебя есть цель?
— Конечно, — улыбнулся Саша. — Предотвратить революцию.
Петя хмыкнул.
— Неожиданно для Сен-Жюста.
— Ничего странного. Лучший способ предотвратить революцию — это сделать её ненужной.
— Заранее перевешать всех аристократов? — предположил Кропоткин.
— Во-первых, не бойся, во-вторых, не иронизируй, в-третьих — не поможет. Сделать революцию ненужной — это уничтожить её причины. Это не аристократы, Петь, аристократы иногда в ней участвуют. Вроде, любимого тобой графа Мирабо.
— А в чём причина?
— В отставании от времени. Я пытаюсь его опередить.
— Я слышал про книгу «Мир через 150 лет», — сказал Кропоткин. — Она действительно существует?
— Существует, но не дописана. Хочешь почитать отдельные главы?
— Ещё бы!
— Я для тебя перепечатаю. Извини, что предлагаю тебе работать Вольтером при короле Фридрихе.
— Если мне не понравится, я скажу тебе в глаза.
— Договорились. Предотвратить революцию — это главная цель, Петя, но есть и помельче. Во-первых, спасти моего отца от рук убийц.
— Кто же поднимет руку на государя? — удивился Кропоткин. — Впрочем, я слышал, что ему писали анонимные письма крепостники и угрожали, если он не откажется от эмансипации крестьян.
— У крепостников кишка тонка, — сказал Саша. — Есть ребята и покрепче. Ваши будущие друзья и подруги, например.
Кропоткин резко поднялся на ноги.
— Это просто оскорбительно, — сказал он. — Вы без всякой причины обвиняете меня в предательстве!
— «Ты», Петя, «ты». Извини, ради Бога. Видеть будущее иногда довольно тяжёлая штука. Обещаю заткнуться на ближайшие десять-пятнадцать лет. Дай Бог, если не придётся вернуться к этому вопросу. Но, если вдруг мои пророчества начнут исполняться, ты передай твоим друзьям там, в будущем, что ни к чему хорошему убийство царя не приведёт, ибо вызовет не революцию, а реакцию. И мне после этого будет крайне сложно проводить либеральную политику. Не факт, что вообще возможно.
— Почему тебе? Есть же Николай Александрович.
— Ты верно услышал. У меня есть третья цель: спасти моего брата.
— Ему тоже грозят убийством?
— Нет. Я не хотел бы рассказывать подробности, но именно поэтому я увлекаюсь медициной.
Кропоткин молчал и продолжал стоять рядом со скамейкой.
Тогда Саша тоже поднялся на ноги и обнял друга.
— Ну, что мне посыпать голову пеплом? — спросил он.
— Ладно, — нехотя проговорил Кропоткин.
— Мир? — спросил Саша.
— Мир, — кивнул будущий анархист.
— Тогда давай ещё покатаемся, — предложил Саша. — Темно, конечно, но фонари горят. Осторожнее только, я бы не хотел лишиться моего связного на той стороне.
И встретил пламенный взгляд будущего революционера.
— Да я шучу, — бросил Саша, садясь на велосипед. — Извини, если что!
И нажал на педали.
В четверг 22 октября Саша получил письмо от Пирогова, внутри была фотография. На ней были не очень приятные на вид круги плесени в чашках Петри в окружении прозрачных областей.