Царь.2
Шрифт:
– Скажи мне, - нерешительно прервал монолог Янека Владислав, - а как наш кузен относился к панне Карнковской?
– Вы про герцога Иоганна Альбрехта, ваше высочество? Ах, да, он же женат на вашей кузине принцессе Катарине, как я мог забыть. Ну, что я могу сказать, кроме того что уже говорил. Пан герцог - рыцарь, это всякий знает и обращался он с панной по-рыцарски. Сразу по приезду ей отвели отдельный шатер, приставили стражу, чтобы оградить панну от возможных неприятностей. Нет, ничего не могу сказать дурного,
– А скажите нам, сын мой, - вкрадчивым голосом осведомился ксендз Калиновский, - далеко ли был разбит этот шатер от апартаментов самого герцога?
– Совсем недалеко, ваше преподобие, можно сказать, что и рядом. Не так чтобы совсем близко, однако же и недалеко.
– Недалеко, - пробормотал ксендз, как будто пробуя слово на вкус, - а скажите, юноша, навещал ли он панну Агнешку?
– Нет, что вы, я такого не видел! Он присылал к ней маркитанток, чтобы те снабдили ее одеждой и прочим что может потребоваться женщине, да простит меня ваше преподобие за такие подробности, но сам он к ней не приходил.
– А она к нему?
– Как можно, она же девица...
– Услышав последнее замечание, многие присутствующие не смогли сдержать улыбки, а прямодушный гетман и вовсе заржал как жеребец, не обращая внимания на густо покрасневшего королевича.
– И все-таки, сын мой?
– Я такого не видел!
– Довольно, ваше преподобие, - прервал священника Владислав, и снова обернулся к Корбуту, - если вам нечего более сообщить, то вы можете идти. Я обещаю не забыть вашей услуги.
– Сказать по правде, есть еще кое-что...
– И что же это?
– Сам я не был свидетелем одного происшествия, но ясновельможная панна Карнковска рассказала мне, что к герцогу приходили какие-то казаки, по виду запорожцы, и вели с ним какие-то разговоры.
– Какие разговоры, - встревожился гетман, - о чем?
– Я же говорю, что не видел и не слышал этого. Вам право же лучше будет спросить у самой панны, однако если я правильно понял, то среди запорожцев зреет заговор. Они хотят перейти на сторону герцога и предать Речь Посполитую.
– Пся крев, - выругался Ходкевич, - что, все?
– Ну, может и не все. Вроде бы Сагайданый не участвует в этом и заговорщики даже собирались его убить, но я сам ничего не слышал и потому не могу сказать наверное.
– Проклятые схизматики, - зашипел Калиновский, - гореть им всем в аду!
Когда Янек, окрыленный обещанием награды, вышел, неуютно чувствующий себя Владислав обратился к Ходкевичу:
– Пан гетман, как вы полагаете, полученные нами известия заслуживают доверия?
– Смотря какие, - отвечал тот, поразмыслив, - судя по всему, то что этот парень сказал о порохе все-таки, правда. По крайней мере, перебежчики об этом тоже говорили.
– Но ведь этот московитский дворянин, говорил, что испорчена только половина порохового обоза?
– Он сбежал до окончания расследования, - возразил гетман, - потому что чувствовал за собой вину. А вот захваченный нами пушкарь утверждал, что большая часть привезенного пороха оказалась негодной.
– И кому же из них верить?
– Знаете, ваше высочество, если бы все перебежчики и пленные твердили одно и то же, это был бы первый признак, что они сговорились. Я по своему опыту знаю, что разные люди могут рассказать совершенно разные истории об одном и том же событии. А потому надо выслушать всех, и принимать решение, только сравнив их показания между собой.
– Что же это разумно, а что вы думаете о второй части.
– О возможной измене запорожцев?
– Да о нем.
– Трудно сказать, ваше высочество, низовые казаки по природе своей алчны, лживы и вероломны. Предательство у них в крови и потому к полученным известиям надо отнестись со всей серьезностью.
– Так вы полагаете...
– Я полагаю, что нам следует быть осторожными с этим сбродом. Воины они не бог весть какие, но их много. И потому очень важно, на какую именно чашу весов ляжет их гиря.
– Проклятье, - поморщился королевич, - я столько всего обещал Сагайдачному...
– Этим схизматикам, сколько не обещай все мало!
– сердито воскликнул внимательно слушавший их Калиновский.
Ходкевич, ухмыльнувшись про себя двусмысленности сказанного ксендзом, вслух согласился с ним.
– Вы правы, святой отец, это быдло надо держать в черном теле, чтобы у них не было соблазна! Однако есть одно соображение...
– Какое.
– Как я уже говорил, запорожцы невероятно алчны. Они любят говорить о защите своей еретической веры, но на самом деле совершенно спокойно грабят православные храмы, не жалея при этом ни окладов чудотворных икон, ни священных сосудов.
– К чему вы клоните?
– Сагайдачный повел их в поход, пообещав богатую добычу в Москве. И уж будьте уверены, если нашему оружию будет сопутствовать удача, они ограбят ее до нитки, не побрезговав даже лохмотьями нищих. Что мог им предложить Мекленбургский дьявол, чтобы они отказались от этих планов?
– А ведь верно, - загорелся Владислав, - это вполне может быть хитрой уловкой герцога Иоганна.
– Вы полагаете, ваша... панна Карнковская лжет?
– Ее могли ввести в заблуждение, - пожал плечами королевич, - она ведь просто женщина. А Иоганн Альбрехт в своем коварстве не уступит самому князю тьмы.
– Пожалуй, я навещу бедняжку, - сделал постное лицо Калиновский, - она ведь была в плену у еретиков и ей наверняка необходимо исповедаться. Я сам выслушаю ее рассказ, и решу, заслуживает ли он внимания.