Царь
Шрифт:
— Карл, или, как вы его зовете, Клим, был, как и я ранен. Нас взяли в плен. Пока мы дрались тоже самое проделали и со "Святой Агнессой". Конечно, ее не так жалко, ведь она уже совсем стара, однако…
— К черту пинас! Что было дальше?
Высадившиеся на судно датчане перерыли его сверху донизу. Затем утащили все самое ценное к себе на корабль, включая Рюмме и других русских. Меня же и других моряков заперли в трюме. Больше я не видел вашего посла.
— Как ты спасся?
— Поднялся шторм, — пожал плечами Петерсен, — высадившихся на "Марте" датчан не хватало для управления парусами, поэтому они были вынуждены нас выпустить.
— Где это случилось?
— Неподалеку от Дарлова, мой кайзер. У меня было немного денег, и я смог добраться до города. Затем я нанялся матросом на голландское судно и дошел на нем до Риги.
— Ты мог бы обратиться за помощью к княгине Агнессе Магдалене, не думаю, что она отказала в помощи моему человеку.
— Сначала я так и хотел, однако, в Дарлове новый князь.
— Час от часу не легче, что с Агнессой?
— О, ничего печального, ваше величество, она как раз выходила замуж.
— O la la! — отчего то по-французски воскликнул я, — и кто же этот счастливчик?
— Ульрих Померанский, епископ Каминский [25] , младший брат ее покойного мужа. Насколько я понимаю он ваш дядя?
— Верно, а что на это сказал Филип Набожный?
— Он умер еще зимой, так что герцогом теперь стал другой ваш дядя — Франц. А его епископство досталось самому младшему братцу.
— Да, новости к нам доходят не быстро. Хорошо хоть ты рассказал. Кстати, а что с моим с… кузеном, сыном Агнессы.
25
Стряпчий — Придворный чин в русском государстве.
— Ваш юный кузен жив и здоров. Говорят, герцог Франц благоволит юному принцу и даже готов объявить своим наследником.
— Я, смотрю, ты неплохо осведомлен.
— Когда я пытался попасть в Дарловский замок, меня узнала одна придворная дама. Это она мне рассказала обо всех этих событиях и дала немного денег, посоветовав до поры никому не рассказывать о своих злоключениях, а отправляться к вам.
— Это была Катарина фон Нойбек?
— Да, ее звали именно так.
— Чудо, а не женщина! Ладно, рассказывай, что было дальше. Кстати, какая нелегкая тебя понесла в Ригу? Ее же, насколько мне известно, осаждают поляки
— Уже нет, ваше величество. Поляки сняли осаду и ведут со шведами мирные переговоры.
— Вот как? Мой любезный брат, отчего-то не торопится сообщать мне об этом. Впрочем, продолжай, что было в Риге?
— Сказать по правде, там меня чуть не схватили. Я попросил помощи у одного знакомого негоцианта, а тот донес в магистрат. Почему-то вы очень популярны среди ее жителей, мой кайзер и, не смотря на то, что город теперь принадлежит шведскому
— Как тебе сказать, Ян — хмыкнул я, — у рижан на это целый миллион причин.
— Да, мой кайзер, — согласился шкипер, — целый миллион звонких серебряных причин. Но как бы то ни было, мне удалось бежать. С большим трудом я добрался до Пскова, где меня все-таки схватили и посадили в тюрьму.
— А там-то за что?
— Честно сказать, я и сам не понял. Меня, верно, приняли за шпиона, и совсем было собрались повесить, но Карл Рюмме, как то научил меня одной странной русской фразе. Я крикнул ее и ваши подданные не стали меня вешать, а отвезли в Москву.
— Вот как, и что же это за фраза?
— Slovo i delo gosudarevo!
Услышанное оказалось так неожиданно, что я не смог удержаться от смеха. Когда я, наконец, успокоился, Ян продолжил скорбным голосом:
— Сказать по правде, ваше величество, путешествие в кандалах не показалось мне смешным. Но, так или иначе, я добрался до Москвы…
— На счастье гера Петерсона, — пояснил продолжавший стоять рядом фон Гершов, — на заставе в тот день дежурили солдаты с немецким капралом. Он увидел закованного в кандалы европейца и спросил: — в чем дело? А узнав, что это ваш человек, сразу же дал знать мне. Я приехал раньше, чем дьяк из Земского приказа, так что все закончилось благополучно.
— Закончилось? Как бы ни так! — Отозвался внимательно слушавший скорбное повествование шкипера Вельяминов. Никита не слишком хорошо понимал по-немецки, но, как видно, основное разобрал. — Теперь князь Лобанов-Ростовский на Кароля, жаловаться будет за самоуправство, держись полковник!
— Черт не выдаст, свинья не съест, — отозвался фон Гершов по-русски.
— Где письма?
— Их везли вместе с вашим человеком. На сумке ваш герб и ни один ярыга [26] не решился открыть ее.
26
Ярыга — Здесь мелкий служащий Сыскного или Земского приказов.
— Промокли, поди, письма пока по морю плыл?
— Не знаю, — пожал плечами Петерсен, — сумка кожаная и крепко зашита. Я сделал все что мог.
— Ты сделал гораздо больше, чем в человеческих силах, мой друг, — сочувственно произнес я. — Ну-ка пойдем к думским, а то спят, поди, на службе, идолы бородатые!
Когда мы вошли в думную палату, настороженно переглядывавшиеся бояре дружно бухнулись в ноги. Разрешив подняться и занять места на лавках, я заговорил показывая присутствующим на Яна:
— Сей человек, есть мой вернейший слуга, по имени Ян Петерсен! За многие службы, ведомые моему царскому величеству, я жалую его кафтаном со своего плеча и шапкой!
Сказав это я принялся расстегивать свою одежду и через минуту накинул ее на растерянного шкипера под охи и ахи собравшихся. Оставшись в одной рубашке, вновь обернулся к думцам и продолжил:
— Кроме того, жалую его деньгами и дарю дом в Кукуе!
Бояре дружно кивают тряся бородами, но Немецкая слобода, она вроде как и не Россия, а потому ни малейшего недовольства или зависти вызвать не может. В отличие от кафтана и шапки, награждение которыми очень большая честь.