Царь
Шрифт:
— Сколь годов не ехала, а теперь приедет?
Выйдя из палаты, я оборачиваюсь на идущего следом Никиту и с удивлением отмечаю его мрачный вид.
— Ты чего?
— Да так… — неопределенно отвечает он, — неожиданно как-то!
— Это верно, — хмыкаю я, — вон глянь хоть на Сицкого с Долгоруким, сам говорил, что они заодно с Лыковым воду мутят. А теперь, смотри-ка, едва не подрались, кто свою дочь мне отдаст.
— Так ты не всерьез? — изумленно смотрит на меня Вельяминов.
— Нет, конечно.
— Тьфу ты, а я уж думал… погоди, а зачем?
— Да чтобы Густава и сестрицу
— А коли обидятся?
— А коли я обижусь?
Мой верный друг некоторое время озадачено молчит, а затем довольно хмыкает:
— Вот ты боярам нашим задачу подкинул, будут теперь думать да шушукаться между собой!
— Это, да, а ты как пошлешь людей фон Гершова кликнуть, так не сочти за труд, подойди к Романову, да скажи Ивану Никитичу, чтобы верных людей послал посмотреть, кто куда поедет и кого в гости позовет… Он, конечно, и сам должен догадаться, а все же…
— Ага, — кивает окольничий, — а только чего за Каролем посылать, когда он рядом. Сегодня от его полка караулы.
Через несколько минут Лелик уже стоял передо мной, сверкая парадными доспехами, надетыми по случаю караула в Кремле.
— Чем я могу быть вам полезен, мой кайзер? — спросил он, прижимая к груди шлем с пышным плюмажем.
— У меня есть для тебя дело, дружище.
— Счастлив служить вам, ваше величество!
— Слушай, хорош хвостом вилять, дело серьезное!
— Я слушаю, — подобрался полковник.
— Ты едешь в Мекленбург!
— Слушаюсь, а как скоро?
— Вчера! Возьмешь с собой самых верных людей, причем столько сколько нужно. Оденетесь в простые камзолы, чтобы глядя на вас никому и в голову не пришло, что вы служите мне.
— Что-то случилось?
— Да, и очень давно. Я очень крепко сел в лужу лет пять тому назад и понял это только теперь.
— Я вас не понимаю!
— Да что тут не понятного, — горько усмехнулся я, — я был уверен что самый умный, а оказалось, что и вовсе дурак. Сначала беспокоился как там в Мекленбурге дела без хозяйского пригляда, потом думал сначала тут жизнь налажу, а уж потом семью перевезу… ладно, чего уж теперь!
— Вы много трудились… — попытался возразить фон Гершов, но я его перебил.
— К черту мои труды! Слушай и по возможности не перебивай. Ты поедешь в Мекленбург, как мой законный представитель. Официальная версия — вербовать наемников, ну и поглядеть как дела. Я снабжу тебя письмами к герцогине Софии, обер-камергеру фон Радлову, бургомистру Ростока, кто бы он сейчас ни был и прочим влиятельным людям, а так же доверенностью на получение всех причитающихся мне доходов за последнее время. Именно на эти средства ты и будешь нанимать солдат. Разумеется, будет и письмо к принцессе Катарине, в котором я, помимо всего прочего, снова попрошу ее приехать, а формируемое тобой войско гарантирует безопасность этого путешествия.
— А если она не согласится? — Деловито спросил Кароль.
Вопрос был резонный. Я на секунду задумался, а затем продолжил:
— На этот случай, у тебя будет еще одно письмо. В нем я напишу, что либо она немедленно приедет вместе с детьми в Москву, либо я с ней разведусь.
— Что?!!
— Слушай дальше. Это письмо ты отдашь не раньше, чем закончишь формирование отряда.
— Вы опасаетесь противодействия?
— Скажем так: я допускаю такую возможность. Да чуть не забыл, если встретишь при дворе епископа Глюка, гони этого сукина сына в три шеи, а не уйдет, можешь даже повесить! У тебя будет соответствующий указ от моего имени. Другим указом, я назначаю тебя воспитателем своего сына, принца Карла Густава. Это понятно?
— Вполне, мой кайзер, но все же он епископ…
— Если Глюку не суждено быть повешенным, то я ничего не имею против, чтобы он утонул свалившись пьяным в канаву, или сдох от обжорства или еще чего. В конце-концов пусть просто уедет и не попадается мне на глаза.
— А если… — померанец, явно мучился подбирая нужное слово.
— Что, если?
— Если ее королевское высочество и в этом случает откажется ехать?
— Тогда пусть ее королевское высочество, идет ко всем чертям! — хрипло выдохнул я, едва не задохнувшись от дикого приступа гнева. Затем немного успокоившись, я взял себя в руки и почти спокойно продолжил: — Впрочем, не думаю что это возможно, друг мой. Катарина разумная женщина и не сделает подобной глупости.
— Что же, будем надеется, что ничего подобного не случится.
— Ты прав, я очень надеюсь на тебя Лелик!
— Давно меня так никто не называл, — улыбнулся померанец, — да и раньше, я слышал это только от матушки, вас и…
— И твоего брата? — понял я его заминку.
— Да, ваше величество.
— Знаешь, если ненароком встретишь Болеслава… скажи, что я простил его.
— Вы добрый человек и справедливый государь, мой кайзер, — покачал головой фон Гершов, — однако лучше нам не встречаться, ибо я его не простил.
— Как знаешь. — Вздохнул я, потом помолчал немного и, повинуясь какому-то наитию, продолжил: — Послушай, если вдруг обстоятельства сложатся таким образом, что ты не сможешь сразу привезти их…
— Что тогда?
— Ты должен будешь остаться с моим сыном. Ты научишь его всему, что должен знать молодой человек его возраста и положения. Владеть оружием, верховой езде и всему прочему. Что касается образования, то в Ростокском университете есть русские студенты. Выберешь среди них лучшего. Я настаиваю, чтобы он знал русский язык, обычаи и все, что может пригодиться царевичу.
— Наверное, я не смогу взять с собой Регину Аделаиду…
— Решай сам дружище, если это не задержит тебя, можешь взять ее с собой. Можешь оставить здесь или отправить к родне в Лифляндию. Ты хочешь что-то спросить?
— Прошу прощения, но как я слышал, принц Владислав идет на вас войной. Могу ли я оставить вас в такой ситуации?
— Пустое, об этом не стоит беспокоиться.
— Вы так думаете?
— Ну, посуди сам, сейм вряд ли выделил много денег на эту войну, и большинство жолнежей и шляхтичей осаждавших Ригу отправится по домам. Хорошо если пять тысяч из них присоединится к его войску. Король Сигизмунд даст сыну тысячи четыре кварцяного войска, не более. Ну и тысяч пять он наберет в Литве… А у нас только в Смоленске восемь тысяч хорошего войска. Пусть осаждает.