Царев город
Шрифт:
— Пеших тоже брать? У меня ныне сто конных, остальные пешие.
— Возьмешь десяток конных. Пусть они посмотрят на нашу силу, на нашу храбрость. Пусть увидят молнии наших сабель, которые засверкают в ночи! И ты, Ярандай. собери со всех илемов по человеку, пусть и они расскажут черемисам, как могуча моя рать, как неотвратимы ее удары. Впереди у нас много битв. На место передового полка царь пошлет другие полки — может быть, всю зиму придется драться. У вас, — мурза посмотрел на Ярандая и
атамана, — есть полдня и ночь. Завтра на рассвете выступаем.
— Позволь сказать, могучий, — из-за занавески вышел Аббас.
— Говори.
— Ты, атаман, не вздумай свое мудрое решение отравить ядом глупости. О налете никому не говори. Найдутся такие — русских упредить могут.
— Как?! Они же пешие...
— Но девяносто лошадей останутся!
— Ладно! — мурза поднял руку. — Ярандай пошлет гонцов по илемам, а ты, Аббас, поедешь с атаманом. Поставь коней под охрану, с людей глаз не спускай, чтоб ни один с места не вышел.
Через час Аббас и атаман были в лагере. Сотник сразу же приказал сгрудить всех лошадей к одной коновязи, пересчитать и строго охранять. Илья пошел выбирать десяток ватажников для похода. Еще в пути он придумал, как упредить передовой полк. Аббас знал о всех лошадях, которые были приданы ватаге, но он никогда не видел Еш-кину кобылу. Она стояла отдельно от всех лошадей, в загородке рядом с лосихой- Если бы с Ильей приехал Ярандай, он об этой кобыле непременно бы вспомнил. Кого послать? Ни Андрейка, ни Дениска кокшайскую дорогу не найдут. Другие ватажники тем паче. И выходило одно: надо послать Настю. Она в тех местах бывала и пути знает. Конечно, затея была рискованной. Настю могли встретить ногайские разъезды, но Илья подумал — бог милостив. Он незаметно заскочил в землянку. Настя готовила обед. Айвика забавлялась с Настёнкой. Отсылать ее из землянки было неудобно, и Илья рассказал им о замысле мурзы.
— Как хошь суди, дочка, а окромя тебя посылать некого. Как стемнеет, седлай кобылу и скачи. Наших непременно надо упредить.
— Настька не поедет! — грубо сказала Айвика.
— Почему?
— Я поеду. Дорог она не знает, на коне ездит плохо, к русским приедет, когда им могилу копать надо будет. И другое пойми: сиротка' горластая, она без Насти так орать будет, что не только Аббас, сам мурза услышит. И спросят: где твоя дочь? А про меня спросят, скажешь: «Наверно, в свой илем к отцу убежала».
И выходило, что Айвика права. Вечером, как только стемнело, она тихо вывела кобылу на дорогу, вскочила в седло и поскакала в сторону Кокшаги.
Лето нйнче выдалось дождливое. Не успел передовой полк переправиться через Волгу, заладили проливные дожди. Воевода Гагин-Великий спрашивал Ешку:
— Ты мне в минулый раз рассказывал, что в межречье берега болотисты есть, и дороги там трудны?
г
— Сказывал.
— А если слева Кокшаги взять, то там до озера Таира дороги сухи?
— Сплошной песок, чуть ли не до места.
— Тогда дожди нам на пользу. Я так мыслю: враги наши басурмане о нашем появлении тут узнали и пойдут к нашему месту, где городу быть, враз с нами. Мы с этой стороны, они с той. Мы посуху, а им дороги, ты сказывал, сырые. Стало быть, нам недельку-другую тут следует посидеть, дожди переждать* Тогда сырые басурманские тропы совсем непроезжими будут. А мы, глядишь, воеводе крепостишку поможем починить.
— Сия мысль, княже, мудра, — сказал Ешка. — Однако подумай глубже. Нехристи окаянные могут раньше на нашу сухую дорогу выскочить.
— Только седни доглядчики вернулись — дороги на много верст пусты, не только ногайцев, конских следов не замечено.
— Смотри, княже, сам...
Десять дней ратники чинили стены кокшайской крепости, заменили старые ворота, укрепили башни, расчистили вокруг крепости рвы.
Потом дожди перестали, и полк тронулся в глубь лесов. Первую ночевку князь Гагин решил сделать на озере Таир,-другую — на реке Студенке. Первый день отдохнувшие воины шли легко. Князь оказался прав, песчаные дороги после дождей стали еще доступнее: песок осел, затвердел, идти по нему — не тонуть по колено. К Таиру пришли к полудню, здесь воевода решил сделать полку постирушку и помывку. Выставив вокруг дозоры, полк разделся, стирал исподнее бельишко, смывал потную грязь с телес, накопившуюся в тяжком походе. Летнее солнце высушило одежду, посвежевшие воины переоделись, поужинали и легли отдыхать. Дозорные не заметили ни одной живой души, и всем показалось, что неприятель еще далеко.
На землю опустилась черная ночь. На небе ни звездочки; непогодь, бушевавшая более недели, на ночь опоясывала землю низкими облаками. Холодный ветерок дует с озера, шумит камыш по берегам. Дозорные Терешка и Никишка после помывки задремали у дороги. Казалось, и
не спали совсем, все время, вроде, приглядывались и прислушивались к ночи, но как очутился перед ними всадник в беличьей нерусской шапке и с саблей, не заметили. А он склонился с седла, стукнул ножнами сабли по плечу, сказал бабьим голосом:
— Эй, сторож, караул проспал!
Пока Никишка протирал глаза, Терешка успел взвести курок и, не прицеливаясь, грохнул из пищали.
— Зачем стреляешь, дурак! Я с добром приехала. Спать на карауле не надо. Ногайцы близко. Зови воеводу.
Но его звать уж было не надо. Лагерь проснулся, всполошился, и на выстрел прибежал сотник с солдатами. Айвике скрутили руки за спину, повели к воеводе в шатер. Гагин, в длинной исподней рубахе, поднял свечу над головой:
— Кто такая? Откуда?
Айвика ответить не успела, в шатер вбежал Ешка, крикнул: —Айвика! —облапил ее, поцеловал в щеку.— Зачем ты здесь?
— От Илейки-кузнеца прискакала. Велел упредить: на другой ночевке на вас налетит мурза Аталык, а у вас, я видела, сторожа спят.
— Садись, рассказывай. Где Илья, где Топкай, где моя Палага? Как они? Это, Иван Васильевич, девка из того илема, куда мы следуем. Ей верить можно.
— Кобылу накормите, — сказала Айвика. —Она полные сутки скакала без отдыху. Я думала, упадет.