Царев город
Шрифт:
И за малое время, всего недели за две, скопилось на острове человек двести. Отгонять их Илейка не мог, сам, как и они, тут на птичьих правах. Ватажники, пока были морозами прижаты, молчали. А как пришла весна—оттаяли.
И вскорости пошли вокруг Илейки разговоры:
— Без веры живём, атаман. Не пора ли в чужих амбарах молитвы служить?
— Слыхал такую присказку: господи, прости, в чужую клеть пусти, помоги нагрести да и вынести.
Илейка слушал, отмалчивался.
—Может, врут люди, атаман, что ты большую ватагу удачливо водил?
—Не врут. Однако, тогда я супротив бояр и князей шел,
— Ты, мы слышали, от лаишевского помещика сбег. Давай его под жабрами пощупаем?!
— Доколе кистенем креститься будем, а?—спрашивал Илья.
— А нам все одно некуда деться!
— Я много думал, разбойнички- И вот что решил: тут недалече, на реке Кокшаге, царь-государь строит город. И русские люди ему зело надобны. Может, попроситься туда? Может, работой честной вымолим прощение, а?
— Мы работы не боимся!
— А воля будет?
— Может, город построим, да и опять боярину в ярмо?
— Помешшики-то, они везде есть!
— Здесь земли необъятны, леса непроходимы, — говорил Илья. — И бояре пока сюда не полезут. А царю, я думаю; выгодно здесь русских людей плодить. Даст он нам прощение, поселимся здесь и без бар заживем. Если мои мысли не любы, избирайте другого атамана и с богом, куда глаза глядят.
— Подумать надо!
— Думайте.
Потом снова появились Ярандай и Аббас, пригнали косяк лошадей, пилы привезли, топоры и указали места, где корчевать лес для руэмов. Илья, разбил ватагу на четыре отряда, податаманами туда дал Дениску, Андрейку, Ер-мила и Микешку из вновь прибившихся. Мужицкие руки натосковались по настоящей работе, за дело ватажники взяллсь рьяно, разговоры про разбой вроде прекратились. На новых руэмах закипела работа, валился лес, мужики пилили его на бревна и на лошадях выдергивали их ближе к дороге. Горели костры, корчевались пни. Люди знали, что это все делается для других, но главное было в том, что появилась работа, что на нови будет расти хлеб и, кто знает, может и им придется жить около этих земель.
Спустя три дня приехали Кори и Айвика со своими людьми: Аббас поверил в искренность нового атамана и решил под его руку отдать и пленных-
Дениска подкатился к Айвике, как к старой знакомой:
— Краса ты моя писанная! Истосковался я по тебе, спасу нет! Внял господь моим молитвам, послал тебя ко мне. Хочешь, рабом твоим буду?!
Айвика в любовных делах совсем неопытна, она привыкла принимать мужские речи серьезно, на полную веру:
— Неужто ждал? И богу молился, чтоб я пришла?
— И денно и нощно! Люба ты мне...
Но тут подошел Кори, загородил девушку своей широкой спиной, сказал:
— Вот этот кулак видишь? Я запросто вдарить могу.
— Да вы что, с ума посходили! Ни к одной девке подойти нельзя. Один с совестью, этот с кулаком лезет.
— Ай, Коришка — омарта, ты его не бойся, — Айвике Дениска понравился, ей очень хотелось говорить с ним.— Ты, Кори, кулаками не махай. Иди отсюда пока. Я сама за себя постою, если надо будет.
Кори медленно пошел в сторону, но, отойдя несколько шагов, снова показал Дениске кулак.
II
Около Спасова дня Илью позвали к Аббасу. Ярандаев илем встретил его многолюдством. Около жилищ толпились черемисы, у коновязей привязаны десятки лошадей, везде снуют вооруженные ногайцы, пешком и на конях. Атаман догадался, — приехал мурза Аталык со своей ратью- Стало быть, его, атамана, позвали не по пустякам, наверное, начнут поднимать халлабаллык. «Дай бог,— подумал Илья, — чтобы мурза, как и многие ногайцы, был не в меру самонадеян и не шибко хитер. Тогда задуманное совершить будет легче».
Шелковый шатер мурзы поднят в роще под дубами. Два воина с обнаженными саблями стояли у входа в шатер. Они похлопали у Ильи под мышками, велели снять с пояса нож, впустили в шатер. Ярандая, который привел Илью, не обыскивали.
Мурза сидел на большой атласной подушке, сложив ноги калачом, и курил кальян. Мундштук, положенный на колени, испускал тонкую струйку дыма. Илья обрадованно отметил; Аталык оказался гораздо моложе, чем он предполагал. Он был по-своему красив: круглое смугловатое лицо, без единой морщинки, лоснилось, толстые губы улыбались, видимо, мурза был доволен тем, что тут увидел, тюбетейка сдвинута, руки в боки. Ярандай упал на колени, ткнулся лбом в пыльный ковер. Опустился на колени и Илья, чуть склонив голову на грудь.
— Спину бережешь? — спросил мурза и хмыкнул: — Ярандай меня больше уважает.
— У всякого народа свои поклоны, мудрый Аталык Русские носом в землю не тычутся, прости.
— Откуда так хорошо татарский язык знаешь?
— На казанской земле родился, да и хозяин мой был татарин же. Окромя того, в моей ватаге немало татар было.
— Говорят, ты против царя воевал?
— Было, достославный мурза. Тысячную ватагу водил.
— Теперь у тебя сколько?
— К тремстам подходит. Но бродяги идут и идут.
— Аббас сказал, что ты и сейчас на русских пойдешь Почему? Ведь ты русский.
— Мне более идти некуда. Меня царская плаха ждет
— А люди?
— Они тоже кругом в грехах. И перед царем, и перед помещиком, а иные перед Тайным приказом. Пойдут со мной.
— Поучить бы их воевать, да времени нет.
— Стоит ли, великий мурза? Саблей махать они все умеют, а уж дубиной крушить в своей бродяжьей жизни вот как научились. А что в бою надобно делать, так это ты укажешь. Ты, говорят, наимудрейший нуратдин16.
' — Это верно,—мурза расправил плечи, выпятил грудь.— Мои воины говорят: танец в руках барабанщика, битва в руках Аталыка. Вот как говорят! А твои черемисы, Ярандай, воевать умеют?
— Они, великий, все как есть охотники. Стрелы пускают сильно, метко, копье, однако, тоже кидают ловко. Да и бунтуют не первый раз.
— Как твое имя, атаман?
— Илья.
— Говорят, раньше ты кузнецом был. А кузнец по-нашему — демерджи. Я так и буду тебя звать.
— Пусть так.
— Бик якши! Не позднее, чем через трое суток, мои воины скрестят сабли с русскими. От моих разведчиков стало известно — через Волгу переправился передовой полк царя. Ведет его князь Гага, и воинов в нем две тысячи с половиной- Идут они на Топкаев илем, хотят город там строить. Пусть идут. Дороги тяжелы, они до места две ночевки будут делать. На одной я их спящими всех прирежу. Ты, Демерджи, со мной пойдешь.