Царев город
Шрифт:
— Верно! Бик якши!
— Однако и о другом выслушай, премудрый. Ты, наверно, заметил, что я той девке Айвике не поверил, кузнецу не поверил. Я его ватагу хоть всю зиму и хранил, но, видать, напрасно.
— Демерджи и я не особенно верю, но девке твоей зачем русским радеть?
— Так она же не моя девка! Она здесь пленная.
— Какой ишак девок пленит? Зачем?
— Твой сотник Аббас.
— Ну-ну!
— Она из Топкаева илема. К ним еще зимой пришел русский поп. Место для крепости выглядывать. Топкай свой илем под город отдавать не хотел, но попа принял.
— Нужда в этом была?
— Не было. Просто кони у него застоялись, джигитам пограбить захотелось. Илем они сожгли, мужиков в плен взяли, ко мне привели, корма пограбили.
— Что же Топкай?
— Он сказал попу: иди к царю, скажи, что место для крепости я отдал, пусть меня русские от разбойников защитят. А девка эта — Топкаева карта дочка. И она вполне могла русских упредить.
— Аббас саблей махать молодец. В черемисских делах он что понимает? Ты-то куда глядел, о чем думал?
— Я далеко вперед думал, да просчитался. Когда сотник мне "пленных на прокорм отдал, я их заставил землю корчевать, чтобы на зиму на ней много ржи посеять. Думаю, будет у Топкая в эту зиму голод, а он будет, и придет строптивый лужавуй ко мне с поклоном. Я и куплю у него родовой илем, посажу туда твоих и моих людей, и русских мы туда не пустим.
— Где просчитался?
— Идут слухи, что люди с Ошлы, с Ишута, с Илети хотят Топкаеву народу и хлебом помочь, й мясом. Стало быть, они с русскими якшаться хотят, а тебя и меня считают разбойниками.
— Скажи Аббасу— пленных сегодня же домой! Топкая пригласи в гости и не жадничай. Дай ему хлеба, мяса, не жди, пока его всей лесной землей кормить будут. Когда русского царя за Волгу выгоним, все наверстаем! Понял?!
— Сделаю все так, могучий.
VII
В один из вечеров в Топкай-энгер возвратились пленные. Вместе с ними приехал и Ургаш. Он привез брату большой поклон Ярандая и пять возов ржи.
— Ярандай велел мне сказать: «Настала осеннего сева пора, я брату моему Топкаю семена шлю, пусть всю землю засеет, пусть на меня не гневается».
— Шайтан большебрюхий твой Ярандай! — Топкай сплюнул в сторону. — Сперва разбойников на меня натравил, а теперь братом называется. Семена увезешь ему обратно, у нас рожь уже есть, и мы начали сеять.
— Я тоже всю дорогу Ургашу говорил, — вступил в разговор Кори. — Не надо было зря лошадей мучить. Потом за эту рожь Ярандай семь шкур спустит. Нас на корчевке чуть с голоду не заморил...
— А мне на прощанье сказал: «Ты, Айвика, ела много, работала мало — мне от ваших людей одни убытки остались». Он -г- ногайской кобылы хвост!
— Напрасно, брат, гордость свою тешишь, — настаивал Ургаш. — Вон сколько дармоедов пришло, чем кормить будем? Голодная зима на носу!
— Ты, Ургаш, около Ярандая близко пожил, совсем татарским прихвостнем стал, — сказал Актуган. — А нашего отца русский князь к себе в гости зовет.
— Какой князь, откуда?
— Он с Волги пришел, три тыщи воинов привел...
— И мурзе уже успел под зад коленкой дать! — добавила'Айвика.— Оттого твой сосед Ярандай больно добрый стал.
— Это верно, брат? — спросил Ургаш Топкая.
— Завтра поедем. И ты собирайся. Пусть князь знает: наш род не мал и дружно живет.
На другой день к полудню к берегу Кокшаги подъехали верховые. Двенадцать человек. Одеты будто на свадьбу. На Топкае белая, катанной шерсти, шляпа, вышитая'рубаха, суконный, белый же, кафтан, белые конопляные штаны, сапоги. Пояс широкий, алый, за поясом длинный нож в кожаных ножнах. Актуган, Янал и Кори в кожаных, с меховыми оторочками, куртках, в шапках с беличьим мехом. У каждого коричневый кушак, за ним нож короткий. Кони покрыты под седло попонами из липовой мочалы, в гривах ленты. Ургаш и Айвика тоже одеты празднично. За ними едут шестеро конников с копьями, в руках подарки и угощения. Хоть время и трудное пришло, но лужавуй решил в грязь лицом не ударить. И меду взял, и мяса, и блинов. На мостках их встретили Ешка с Палагой, повели всех в Илейкину избу. Она, почитай, одна уцелела в илеме, потому как находилась на отшибе. Спешившись, Топкай тихо спросил Ешку:
— Я, однако, не понял, кто’ к кому в гости пойдет?
— Ты этих земель хозяин, на твой порог и гость .вступить должен. А потом будет видно.
— Я тоже так думал. Эй, Айвика! Бери мясо, бери мед. Котел-то у вас есть? *
— Есть, Топкаюшко, есть, — заверила Палага. — Уж встретим гостей чином.
Ургаш разглядывал местность, но нигде русских ратей не было видно.
— Воины где? — тихо спросил Ешку.
— В лесу да на той стороне реки в рощах. Они теперь это место стерегут пуще глаза.
Князь Иван Васильевич Гагин, откровенно говоря, чере-* мис побаивался. Чуть ли не всю свою воеводскую службу он провел здесь, на Волге, и сторонился черемисской стороны. Лет пятнадцать тому перевел его государь из Мцен-ска на Казань в помощь воеводам Булановым, с того и началось. Где бы ни ставился полк — везде были наскоки то от татар, то от чувашей, то от черемис.
Весной 73 года сделан был острог в Кокшайске, строили его Василий Власьев да Афанасий Есипов, а годовать туда были посажены воеводы Андрей Палецкий да Яков Наумов. А на вылазки был поставлен полк Гагина. Чуть позднее посажен был князь туда же на воеводство.
В 82 году пришли в Москву вести, что казанцы снова заворошилися, и царь велел над казанцами промышлять. Приказано было собраться в Муроме к сроку, к Дмитрие. ву. дню, восемнадцати полкам, чтобы навалиться всем на бунтовых инородцев. Здесь-то и познакомился Гагин-Великий с Иваном Ноготковым. Узнал, что толковый в деланье городов воевода зело гордый и на каждых сходах спорит из-за мест, никому подчиняться не хочет, и в тот раз посадил его государь за постоянные споры в тюрьму. Поэтому ныне Иван Гагин выговорил себе место идти передовым полком, чтобы сразу после прибытья Ноготкова уйти снова в Казань. Потому вести денежные дела с черемисами князю не хотелось, ибо с Ноготковым неминуема будет ссора. Но приказ государыни был, и Гагин стал собираться к Топкаю.