Царев город
Шрифт:
Справа раздался шум, крики, стрельба. Разгадав хитрость мурзы, воевода Шеховской вел сторожевой полк на врага.
Оставив чуть не половину всадников убитыми, Аталык ушел на восток.
I
Со времен Чингисхана все его потомки постоянно воевали между собой. Не за города, не за дворцы и не за пашни. Все они дрались из-за пастбищ. Да и сам потря-сатель вселенной мечтал сровнять города с землей и сделать одно беспредельное пастбище. Дворцы Чингисхан не любил, одноразборная золотая юрта вполне его устраивала, а иметь великое кочевье
Точно так же думал крымский хан Ислам-Гирей, когда готовил набег на русские земли. Хан любил думать за шахматной доской. Играя с визирем, он часто проигрывал, но когда садился за шахматы один...
Ислам придвинул к себе доску, поставил черного короля. Это он сам. На другую половину поставил белого короля. Это — царь Федор. Черного ферзя хан поставил в правый край на сторону белых. Это — мурза Аталык. Он ^оть и имеет всего пять тысяч войска, но при надобности может поднять и пятьдесят. А главное, он уже внедрился в русские земли и может угрожать белым даже не с флангов, а с тыла.
Но вот и его недруги Мурат-Гирей и Саадет-Гирей. Мурат — это белая тура, Саадет — черная. Хан поставил обе туры на свою половину. Они пока угрожают ему из ногайских степей. Так. Теперь стало известно—Мурат перешел на службу русскому царю. Через доносчиков стало известно и другое: царь решил войсками Мурата загородить свою южную окраину. Хан взял туру, поставил на передний край белых. Белого ферзя и пешек, защищавших эти позиции, хан переставил ближе к Аталыку. «Это главный просчет русского царя, — подумал хан. — Стоит мне поббе-щать Мурату свою милость и пастбища около Карасубаза-ра, как тот непременно уйдет в Крым и откроет русские границы. Они окажутся незащищенными совсем, и моя конница хлынет к Москве. Мурза Аталык в это время собьет ферзя и белую туру. Остается Саадет-Гирей. Ему одному в ногайских степях делать нечего. Он там на чужих пастбищах, его ногайцы выгонят в два счета. Если бы они были с Муратом, другое дело. Убираем Саадета, убираем Мурата — мат белому королю»-
Такая игра у хана была год назад. Теперь хан сел за шахматную доску снова. Позиции оказались плачевными. Белая королева — это, конечно же, сестра Годунова, выдвинулась на южные границы сама, а Мурат был послан в Астрахань, чтобы вместе с братом укреплять город камнем. Пришла весть — мурзу Аталыка русские побили в первом же бою, и пришлось хану своего ферзя оттягивать назад. Теперь стоит только бросить войско на Русь, а туда надо посылать всех нукеров, все войско, как Мурат и Саадет ринутся на Бахчисарай. Хан в первую игру большую надежду клал на польского короля Батория, тот собирался нападать на царя Федора с запада, но теперь стало известно — король смертельно болен, и его можно смело убрать с доски.
Что же делать с Аталыком? Вчера пришла весть — в бою в новопостроенном русском городе мурза снова побит, и теперь у него, наверно, горстка воинов. Две тысячи, оставленные в запасе, рассеяны Муратом по ногайским степям. Теперь Аталыку дома нечего делать. Но жалко сбрасывать его с доски, хоть он и превратился в пешку. Надо ему написать. Пусть ищет сторонников Крыма среди казанских мурз, пусть собирает под себя черемис, становится у них ханом. Через год-два, когда положение на доске изменится, может, он снова станет ферзем.
Когда мурза Аталык получил письмо от хана и прочитал его, ему показалось, что свод, небес обрушился на голову. После разговоров с вестником, привезшим грамоту, мурза предался безудержному гневу, изрубил саблей все, что было в его юрте, побил, чего никогда не случалось, старого Аббаса, а затем, закрывшись в одиночестве, поносил хана самыми ругательными словами.
Потом напился бузы до бесчувствия и проспал сутки.
Раздумья о своей дальнейшей судьбе начались на хмельную голову.
Когда Ярандай вошел в юрту к мурзе, у него от страха подкосились ноги. Он и так, чувствуя свою вину, дрожал, следуя за посыльным, но когда откинул полог юрты, страх сковал все его тело. Были изрублены все столики, шкап-чики, скамеечки, вспороты подушки, на которых сидел когда-то мурза. Сабля, воткнутая в кошму, покачивалась, мурза стоял посередине жилья, широко расставив ноги. Правая рука на рукоятке ножа, левая заложена за спину.
Упав на четвереньки, Ярандай пополз к Аталыку:
— Я у ног твоих, могучий.
— Скажи мне, храбрый Ярандай, как случилось, что ты, вместо того, чтобы идти на город, пошел назад?
—* Прости, справедливый, но была ночь великого снегопада, во мгле мы приняли старое русло за реку и заблудились.
— Почему не заблудилась ватага Демерджи? Ты местный, а он — пришелец. Однако ты заблудился, а он нашел дорогу в город.
— Будь мудр и сердечен, великий. Кузнец жил в этих местах, а я тут почти не бывал.
.— Как ты думаешь, где сейчас Демерджи?
— Он, как донесли мои люди, в плену у князя, и его ждет плаха.
Гнев подкатил к горлу Аталыка. Этот презренный трус еще смеет врать! Он, конечно же, знает, что ватажники дрались с сотнями Юнуса и задержали его. И все же лжет. Но мурза сдержал гнев, ему сейчас не нужно было показывать его. Сквозь зубы спросил:
— Чем загладишь вину свою?
— Повелевай, могучий.
— Сможешь поднять двадцать тысяч твоих людей? Через месяц.
— Лучше убей меня, грозный Аталык, а людей сейчас не поднять.
— Почему?
— Ты хочешь знать истинную правду, премудрый?
— Конечно, не ложь. Ты и так много врал сегодня.
— Наши леса хоть и густые и глухие, а вести по ним разносятся скорее, чем в степи. Люди знают: Аббас разорил илем Топкая, сжег его кудо, обре*К на голод его род. За эту зиму половина, а то и больше, людей на берегах Кокшаги вымерла бы. Но русские дали им работу, хлеб и деньги. Все в лесах знают: у Топкая не умер с голоду ни один человек. Русские, как взяли весной ясак, так больше и не появлялись у нас. А твои воины весь год рыскали по земле, брали у людей все, что им захочется, и теперь черемис на бунт не поднять. Ты можешь снести мне голову, но это не мои слова. Это — правда.
— Но не ты ли и не твои ли люди звали нас помочь вам выгнать русских с ваших земель? И не думали ли вы, что мы будем проливать кровь за вашу землю просто так, даром?
— Народ думал, что ты приведешь сюда огромное войско и сразу поведешь нас на Волгу. Но разве так было? Ва весь год мы два раза сходили на русских и оба раза...
— Это не твоего ума дело. Хан отвечает перед аллахом, я перед ханом, ты передо мной. Все, как видишь, в руках аллаха. А теперь слушай меня и будь мудр. Хан повелел мне здесь зимовать, и я не хочу сидеть на твоей шее. Продай мне всю свою землю по реке Оно Морко. Ты сам говорил, что леса ваши беспредельны и ты можешь откочевать в любое место.