Царев город
Шрифт:
— Ладно. Я богомазов в твой храм, отче, пошлю. А на стены из патриаршей казны наскребут. Патриарх щедр.
— Истинно, наскребут. В Царьград не из той ли казны шесть тысяч золотом уплыло? Казна сия пуста.
— Уж будто бы! Ныне Москва третьим Римом зовется, а мы...
— Ох-хо-хо! — вздохнул Варлаам. — Боговы дела мытарств не терпят.
Борис понял намек архиепископа, сразу перевел разговор на другое:
— Инородцы бунтовать перестали?
— Пока все, слава богу, мирно. Если не считать...
За окнами в сенях
— Ты, святейший, сиди. Ты ныне выше меня поставлен — над всей землей православной ты хозяин, всем праведным христианам ты пастырь. Трапезу нашу благослови, — царь встал, склонил голову под руку патриарха. Подошла к Иову и царица.
— И ты, Борис, и ты.
— Я уж благословен, государь.
— Царь голову склонил, а тебе лишний раз лень?
Борис пожал плечами, но под благословение еще раз
подошел.
Вошли слуги, чтобы прислуживать за столом, но царь взмахом руки отослал их. На недоуменный взгляд Годунова ответил:
— Ныне тут богослужителей трапеза, а не моя. И прислуживать святым отцам не зазорно не токмо тебе, шурин, но и нам с царицей. Ты, Борис, архиепископам меду поднеси, я с патриархом выпью, а ты, Иринушка, отца Иоахима почествуй. Ныне он святое действо спас и нашей милости удостоин будет.
Федор первым поднялся, налил в золоченые чарки вино, подал одну Иову, другую поднял сам. Борис налил вино Варлааму и Александру, Ирина поднесла чарку Ешке.
— Выпьем, православный, за третий Рим!
— А четвертому не бывать! — добавил Иов и выпил вино. Царь в иные времена на всех пирах только пригуб-лял вино, но ныне выпил чарку до дна и, улыбаясь, глянул на Ешку.
' — Поведай мне, отче, какие словеса сказал ты ослице
валаамской? Не токмо я, весь народ на Москве зело хочет об этом знать. И как ты надоумился?
— Божьим повелением, государь, — Ешка сказал это искренне, без хитрости. Он выпил и верил, что мысль ему внушена была богом. — А сказал я словеса простые: «Возгордись, блаженная, ты всея земли патриарха везешь. Иди с богом». И она безропотно пошла!
— Ах, как хорошо! Сии слова великого чуда достойны. Проси у меня чего хочешь за это — исполню!
— И попрошу, государь! — Ешка осмелел, а Годунов обрадовался. Он был уверен, что поп попросит денег на храм, царь пообещает, и ему, Годунову, не придется тратиться из своей казны. — В минулый раз государыня-матушка обещала мне дать указ о прощении вины давнему разбойнику Илейке Кузнецову и его ватажникам. Ныне они Царьгород не токмо отстраивать помогали, но животы клали на защите его от ворогов.
— Шурин! Разве такой указ доселе не дан?! Я же помню — подписывал.
— Нет, государь. Ты хотел подписать, да не успел.
— Как же это я так?
— Захворал ты, Федя, — ласково напомнила Ирина,
Ей не хотелось, чтоб царь вспомнил об истинной причине,
— Разыщи его, шурин, я подпишу!
— Сейчас?
— Завтра. И чтоб отец Иоахим этот указ непременно увез с собой.
— Сделаю, государь.
— Я тебе завтра напомню, Федя. — Ирина уводила разговор от злополучной ссоры во время подписания указа. — Пам, государь, еще два города в черемисских лесах строить надобно, и пусть беглые люди в те места идут и пользу державе приносят.
— Истинно, государыня! Чем им задарма по лесам шататься да бунтовать, да разбойничать. И народов тех, кои в лесах диких живут, потребно привлекать к государеву делу мерами кроткими, а не силоЪ. И еще храмы надо там строить, монастыри возводить. И денег на сие святое дело жалеть не надо.
Иов повернул голову в сторону Ешки, он понял, что поп осмелел, и разошелся, и сейчас государь тряхнет патриар-шью казну. Нужно было немедля уводить разговор в сторону.
— А ты ведь схитрил, отец Иоахим?
— Когда, святейший?
— Ты ослице валаамовой не то слово на ухо шепнул. Ты ее не блаженной назвал. Я слышал.
— А как? — Ешка и сам забыл, как назвал ослицу.
— Не в том суть, боголюбивый Иов, — Годунов тоже понял уловку патриарха и решил порушить ее с тем, чтобы тряхнуть и святую казну. — Я мыслю, что отец Иоахим нрав: денег на храмы и монастыри жалеть не надо. Теперь Москва не просто Москва, а средоточие вселенской православной церкви. И со всех ныне действующих храмов на земле деньги в патриаршью казну потекут обильно. И я мыслю, святейший патриарх повелит храмы и монастыри на черемисских землях строить не мешкая.
— Да уж повелю, боярин, — Иов хитро глянул на Годунова. — Я, как и ты, мыслю: более радеть об осиянии тех вемель светом христовой веры некому.
— Как это некому? — царь захмелел, хлопнул ладонью по столу. — Из моей казны денег дадим тоже. Город сей царев али не царев?!
— Наш город, государь, наш, — сказала Ирина, обнимая Федора за плечи. — И завтра же мы о воспоможении храму подумаем. А сейчас тебе пора на покой.
— Да, да,- Иринушка. Что-то голова у меня разболелась...
# * *
Сколь Ешка помнил себя, столь же и страдал от безденежья. У него всегда не хватало денег на выпивку. А выпить он любил. И не просто напиться, как некие, до положения риз, а для веселия. Сидеть в кабаке, потягивать бражку или вино, вести веселые беседы с питухами, петь песни, а если случай придет, то и помахать кулаками. Потом колобродить по городу, тискать встречных молодаек, а наутро найти ласковый заборчик, растянуться около него» на травке и похрап’еть до той поры, пока солнце не припечет поясницу. В Царевококшайске кабак только еще строился, и посему московские кружалы Ешке следовало бы посетить.