Царевич Алексей
Шрифт:
Отец, видя «его упорность в тех его непотребных поступках», грозил лишить его наследия, «не смотря на то, что он у меня один… и дабы он на то не надеялся, понеже мы лучше чужого достойного учиним наследником, нежели своего непотребного, ибо не могу такого наследника оставить, который бы растерял то, что чрез помощь Божию отец получил, и испроверг бы славу и честь народа Российского, для которого я здоровье свое истратил, не жалею в некоторых случаях и живота своего».
Сын выразил готовность отречься от престола, но когда отец предложил ему прибыть в Копенгаген, бежал в цесарские владения «и отдался
Далее в Манифесте рассказывается об усилиях Толстого и Румянцева по возвращении сына в отечество. И хотя сын за совершение побега и «клеветы, на нас рассеянные», «достоин был лишения живота, однако ж мы, отеческим сердцем о нем соболезнуя, в том преступлении его прощаем и от всякого наказания освобождаем». Но, учитывая изложенные выше его пороки и «сожалея о государстве своем и верных подданных, дабы от такого властителя наипаче прежнего в худое состояние не были приведены», властию отеческой и «яко самодержавный государь для пользы государственной лишаем сына своего Алексея за те вины и преступления наследства по нас престола нашего Всероссийского».
Надлежит отметить впечатляющую организацию церемонии. На нее были приглашены двенадцать церковных иерархов: три митрополита, четыре епископа и пять архимандритов. Среди присутствовавших епископов значится епископ Ростовский Досифей, будущий расстрига Демид. Было бы интересно знать, что творилось на душе Досифея, когда он стал свидетелем реальных событий, совсем несхожих с теми, о которых он пророчествовал (и о которых будет рассказано ниже)? Впрочем, об этом мы никогда не узнаем.
Подавляющее большинство присутствовавших составляли светские чины: оказавшиеся под рукой тайные советники и сенаторы, среди которых были фельдмаршал Б. П. Шереметев, три генерал-майора, шесть бояр, четыре окольничих, три бригадира, 18 полковников, четыре генерал-адъютанта, пять ближних стольников и пять вице-губернаторов. Итого 53 человека. Кроме них присутствовали ландраты и ландрихтеры, численность которых, как и их фамилии, в источниках не указана.
Бросается в глаза наличие среди присутствовавших лиц, принадлежавших к старомосковским чинам: бояр, окольничих, ближних стольников. Скорее всего, многие из этих отмиравших чинов чувствовали себя неуютно, когда слушали Манифест о лишении права наследства царевича Алексея — сторонники старины.
Вероятно, задержка царевича в Твери была связана с подготовкой в Москве соответствующих документов. Особенность церемонии состояла в ее публичности. Окна помещения, где царевич давал «клятвенное обещание» и где зачитывался Манифест, были открыты настежь, так что стоявшие вне зала могли если не видеть, то слышать все, что происходило в помещении.
В заключение настоящей главы приведем выписки из иностранных газет, сообщавших о возвращении царевича на родину. Правда, надо оговориться, что сведения, печатавшиеся в них, далеко не всегда были достоверными. Например, можно отметить нелепый слух, будто царевич намеревается жениться на вдовствующей герцогине Курляндской — своей двоюродной тетке, будущей императрице Анне Иоанновне, или что он собирается повторно поехать в Германию. Тем не менее сведения газет представляют известный интерес, ибо позволяют судить о слабой осведомленности европейской прессы того времени о драматических событиях, происходивших как в Австрии, так и в России.
Вена, 4 сентября 1717 года: «Российский посол Толстой выехал отсюда, как говорят, недовольный; некоторые уверяют, что он последует за царем, другие же, что он едет в Тироль, чтобы наблюдать за царевичем».
Берлин, 10 ноября: по полученным сведениям российский наследник или царевич последует за родителем своим, царем.
Рим, 6 ноября: царевич, пробывший несколько времени в Неаполе, оттуда прибыл в здешний город; он выезжает в карете кардинала Получи и осматривает все достопримечательности города.
Рим, 6 ноября: Дон Карло Ал бани водил московского наследника по Ватикану для осмотра оного и при этом случае угостил его отличным завтраком.
Рим, 13 ноября: царевич осмотрел находящиеся в здешнем городе мощи, на которые не обратил, впрочем, большого внимания, и отправился в Вену.
Вена, 20 ноября: царевич решился оставить Италию и возвратиться в С.-Петербург.
Вена, 27 ноября: дом, в котором прежде жил Валашский князь, нанят ныне Российским резидентом для принятия в оном царевича, который имеет с тайным советником Толстым ехать из Неаполя сюда, потому что царевич, как говорят, в скором времени отправится назад в С.-Петербург к родителю своему, царю.
Данциг, 12 января: третьего дня прибыл в здешний город царевич, а сегодня опять выехал в Кенигсберг, продолжая свое путешествие.
Вена, 12 января: «Здесь рассказывают об обстоятельстве, случившемся будто с царевичем во время проезда его через город Брюнн в Моравии. Говорят, что император поручил коменданту крепости Колоредо при проезде царевича через город приветствовать его от имени его величества, так как он выехал отсюда так поспешно, не видавшись с его императорским величеством. Когда граф хотел исполнить это поручение, он не был принят, почему тотчас же послал нарочного ко двору за наставлениями.
В то же время и Толстой отправил курьера к императору и другого к царю. Императорский двор, узнав все это, послал двух курьеров: одного в Брюнн с депешею к Толстому с извинениями и уверением, что сделанное графом Колоредо имело целью только оказание вежливости царевичу и с приказанием графу, как можно скорее приготовить все к отъезду наследника; другого же, как говорят, к царю, с тем же уверением и с присовокуплением, что императору было весьма прискорбно, что царевич проехал с такою поспешностью».
Гамбург, 25 января: «Из Петербурга пишут, что царь перед отъездом подарил юному царевичу-сыну, которого он очень любит, портрет свой, богато украшенный алмазами, и произвел его в унтер-офицеры гвардии. Его царское величество не пробудет долго в Москве, но отправится вскоре в Воронеж, чтобы дать нужные приказания и осмотреть строящиеся там корабли».
Гамбург, 22 февраля: «Из Петербурга пишут от 21-го минувшего месяца, что царевич на пути в С.-Петербург, услышав, будто царь выехал оттуда, не поехал в этот город, а отправился в Москву».