Царевна для Ворона
Шрифт:
Но нет. Легче не стало.
Стоило увидеть два синеющих отпечатка на пояснице, что обещали растечься синяками, как нутро рухнуло вместе со мной. Не сдержавшись, прижался губами к израненной коже.
— Ненавижу тебя.
Такая маленькая, слишком хрупкая.
Птичка. Не ворона, а маленькая серая сойка, у которой слишком маленькие когти.
Сжимал ее замершее тело в руках, не в силах прекратить рычать и тереться о ее кожу, пропитываясь сладким ароматом и теряя голову окончательно. До тумана, до пелены.
— Аааах… —
Я проиграл этот бой. Как и прошлый.
Но это сладкое поражение.
Пальцами пробежался по влажным припухшим складочкам, раздвигая их в стороны и массируя упругий, но плотный бугорок, замечая, как дернулись хрупкие плечи.
Нет, Тарн, это не конец. Это не все, что я могу, ты не знаешь и десятой доли того, как я могу подбросить тебя на небеса и погрузить в ад!
Продолжая поглаживать самое чувствительное место на женском теле, приставил член и головкой погладил вход, слыша, как она замерла и задержала дыхание.
Даже не видя ее лица, не рассматривая, словно больной, каждую ее эмоцию, я мышцами ощущал страх и собственный голод.
Я боялся сломать и только по этой причине плавно толкнулся вперед, заставляя девчонку хрипло застонать, пряча свои озера под веками. Потянул на себя, заставляя подняться, и уложил на собственную грудь.
— Ты моя Тарн, и я сделаю с тобой все, что захочу, поняла меня?
— А что… хочешь сейчас? — хрипло, но все же осмелилась спросить.
Глупая. Глупая. Не провоцируй меня! Не зли!
— Брать тебя. Брать так, чтобы ты просила пощады! — Насадил ее до конца и едва не кончил, сдерживаясь до треска в мышцах, до хруста в костях.
Это опасно. Нужно было бы прогнать ее, спрятать на краю света, как можно дальше от себя, но я не смог. А теперь, познав ее, увидев, не мог себя заставить избавиться от нее.
— Ты моя, Тарн. Моя!
Я хотел бы, чтобы это было правдой, но мне точно только показалось тихое, как шелест листьев: «Дааааа».
Глава 15
Вновь вдавил грудью в стол, двигаясь так голодно, резко и отчаянно, что перед глазами растеклась серая дымка. Под кожей хрустели мышцы, заставляя чувствовать себя надломленной, на грани провала, но губы предательски коротко выдыхали с каждым новым толчком, с каждым новым движением.
Рывок, и край столешница врезается в бедра до стонущей боли, что нарастала все круче и больше, будто снежный ком. Сильные пальцы впивались в кожу с такой силой, будто мужчина хочет меня пронзить, порвать, растерзать на куски.
Но мне до глупого просто давалась эта страсть…
Не терзала испугом резкость и одержимость, кружила голову пьяная дымка, закручивая в водовороте чужих эмоций. Ворон отрывался, выплескивал на меня свой дикий огонь, но почему-то кожу не обжигало, не варило в этом котле, лишь играясь.
— Ненавижу тебя… — прошептал за спиной и, противореча своим словам, сжал ладонью грудь, мягко покручивая сосок и гладя его шершавой подушечкой.
Близость с ним — как игра на лезвии. Шаг вправо или влево, и падение на стальные копья с заточенными краями гарантировано. То перья, то ножи…
«Даже железо гнется от пера», — всплыли в памяти слова отца. Как назло, мое тело пронзила сладкая судорога, заставляя выгнуться ЕМУ навстречу, запрокинув голову с громким криком.
— Моя, — прошептал обезумевши и хрипло зарычал, насаживая мои бедра до упора, до предела, до боли.
Но чем ближе был мой личный край к пропасти, тем слабее становились вмятые в кожу пальцы. Они больше не приносили точечную боль, отпуская из своего плена. Полутоном, едва ощутимо погладили и исчезли.
— Убирайся, — прорычал над моей головой, резко одергивая задравшуюся юбку вниз. — Убирайся!!!
Сладкий туман перед глазами со звоном треснул, как разбитое стекло, и осыпался острыми гранями на каменный пол. Закрывая голую грудь руками, опрометью бросилась к дверям, не дожидаясь развязки его бешенства, и дернула ручку, убеждаясь, что проход закрыт.
Тарелка со звоном разбилась рядом с моей головой, запущенная в стену, и я испуганно всхлипнула, оборачиваясь.
Ворон стоял, опираясь ладонью на край стола. Его грудь тяжело подымалась с каждым вздохом, растрепанные темные волосы чернотой упали на лицо, а смятая и задранная рубашка как-то жалко свернулась комком на каменном торсе.
Он сверлил взглядом стену, стараясь унять злость, взять себя в руки, но вместо этого склонился над столом, запуская следующую тарелку в стену. Остатки еды вперемешку с осколками разлетелись в разные стороны, и один, особенно меткий, ударил меня четко в шею, разрывая кожу тонкой полосой.
Ему хватило одной моей капли крови, чтобы отбросить в сторону свое бешенство и настигнуть, прижимая к дверям спиной. Нависнув сверху, Ворон вдыхал аромат крови часто подрагивая крыльями носа и пронзая темнотой черных глаз.
— За что ты так со мной поступила? — убито прошептал, сдвигая волосы в сторону и открывая вид на стекающую капельку крови, что собралась в круглую бусинку и скользнула вниз, оставляя после себя яркую дорожку. — За что так порвала?!
Жесткими пальцами отвернул мое испуганное лицо и припал губами к порезу, кончиком горячего языка собирая багровую дорожку. От этого дикого жеста обжигающая волна зародилась на кончиках пальцев, чтобы стрелами добраться внутренностей, затопить меня черной волной похоти и заставить, закрыв глаза, шумно задышать.