Царица парижских кабаре
Шрифт:
Маргарита Фроман — Фроман Маргарита Петровна (1890–1970), балерина, педагог. В 1912–1915 гг. – участница «Русских сезонов». До 1921 г. солистка Большого театра. В 1921–1949 гг. директор балетной труппы в Загребе, основательница хорватского национального балета. В Париже была хореографом в «Фоли-Бержер». В театре «Ла Скала» поставила «Щелкунчик» в оформлении А. Н. Бенуа, позднее преподавала в США.
Ольга Старк — Старк Ольга Александровна (урожденная Кононович, 1908–1998), балерина. Дебютировала в Загребе, ученица М. Фроман. В Париже танцевала в труппах Русской частной оперы М. Кузнецовой, А. Вронской,
Глава двадцать вторая
Русский артистический Париж пятидесятых
Мы на самом деле старались собрать в своих спектаклях «лучших певцов и актеров в русской колонии Парижа», как об этом писали газеты. Но список настоящих дарований в «русской колонии» был очень, очень велик – даже через тридцать с лишним лет после исхода из России «парижан» той эпохи. И если судьбы этих людей часто разбивались, как породистые лошади в прыжке, о неизбежный «языковой барьер», об отсутствие стационарного русского театра в Париже, о невозможность создать устойчивую труппу, – русские актеры, оправившись от поражения, делали все новые попытки!
Иногда – очень успешные.
Я помню многих русских артистов в Париже 1940-х – 1950-х. Помню Григория Хмару – не раз видела его на сцене в русском театре, и он часто приезжал к нам со своей гитарой.
Хмара был очень талантливым актером, бывшим студийцем МХТ, играл еще в легендарном «Сверчке на печи» и в «Пушкинском спектакле», уже мною упомянутом, – Председателя в «Пире во время чумы». Думаю, что это была совершенно его роль и что был он там великолепен!
Григорий бежал из России, пешком через Польшу, к своей возлюбленной – знаменитой «ведетте» немого синема Асте Нильсен. Попав в Берлин, Хмара стал известным актером кино, в 1923 г. сыграл Раскольникова (он был очень хорош – мужественной, хмурой красотой).
Но когда немое кино было вытеснено звуковым, из-за сильного акцента его дела не пошли. Григорий зарабатывал в Париже пением в кабаре и участием в спектаклях русского театра. Его спутницей в те годы была актриса Лиля Кедрова – кузина певицы Наташи Кедровой, очень музыкальная, с очаровательным голосом и смехом.
Они производили вместе странное, даже дикое впечатление: артистическая богема, да и только! Когда они пели «Две гитары», Хмара вдруг хватал Лилю за волосы, она вырывалась – и начинала танцевать.
Я считала Хмару безумцем – но актер он, что ни говори, был великолепный!
Позже он женился на Вере Вольман, киножурналистке русского происхождения, и стал театральным режиссером. С возрастом сделался намного спокойней: рассудительная, красивая, какая-то очень русская Вера сама всегда все делала правильно и благотворно повлияла на него.
Хмара бросил пить и поставил около двадцати вполне успешных спектаклей. Он был одним из тех режиссеров (чаще – русских по происхождению, выходцев из эмиграции «первой волны»), которые смогли привить французам вкус к Чехову.
Артистическая карьера Лили Кедровой достигла пика в конце ее жизни. Ее прославил фильм «Грек Зорба»: она в нем сыграла мадам Гортензию (и получила «Оскара» за роль второго плана). Был еще такой фильм Хичкока «Разорванный занавес», где Лиля снялась в роли польской графини, после войны попавшей в ГДР и пытавшейся эмигрировать в Америку с помощью новоявленного спонсора – американского шпиона (его играл Пол Ньюман). Затем Лиля вышла замуж за молодого режиссера Пьера Вальда. Поставила в Нью-Йорке «Вишневый сад», очень успешно сыграв Раневскую. Скончалась она в Канаде.
Помню Петра Шарова, еще одного бывшего актера Пражской труппы МХТ, ставшего в эмиграции довольно известным режиссером. Я видела в Дюссельдорфе его постановку «Ревизора», оформленную Мстиславом Валериановичем Добужинским, – это был шедевр!
Шаров долго жил в Голландии и ознакомил голландскую театральную публику с методикой Станиславского и с чеховским репертуаром. Он часто бывал у нас на репетициях, хотя нельзя сказать, что Шаров был близок с Греч и Павловым (между артистами всегда есть какая-то кость – каждый думает, что он больше, выше, умнее; так было всегда и всегда будет).
Но – сотрудничали, дружелюбно и плодотворно.
Дружба с Димитриевичами, конечно, сложилась у меня не случайно: цыганское пение играло большую роль в моей жизни. Их романсы я хотела петь, кажется, всегда. Цыганские певцы, танцоры, хоры присутствовали и в Харбине моего детства – но я была слишком мала и не успела их услышать.
Уже в Париже, когда мне было пятнадцать-шестнадцать лет, я сказала маме, что мечтаю брать уроки цыганского романса. Известный Володя Поляков стал моим учителем. А Сережа Поляков, впоследствии знаменитый художник, тогда аккомпанировал брату. Мы остались друзьями навсегда.
Надо отметить, что Володя и Сережа Поляковы принадлежали к знаменитой династии цыганских певцов Поляковых, были племянниками певицы Насти Поляковой. И, напротив, они не были, как думают некоторые, родственниками Марины Влади. Три сестры Поляковы – Марина, Ольга и Таня – к цыганам не имели никакого отношения. Но и с этими Поляковыми меня связывали добрые отношения: все три сестры выступали в спектакле «В гостях у Людмилы Лопато»…
Цыганские песни раскидывают над слушателем, точно цветастый шатер, свою дивную атмосферу. Русские романсы скромнее и нежнее, для них очень важны слова и то, сколько сердца вложено в такое пение. Хотя при этом исполнители русских романсов, как правило, всегда проходят хорошую школу, а цыгане поют и танцуют стихийно: как рождаются на свет – так и начинают.
Очень хорошо помню, как пел русский шансонье, аристократ по происхождению, Дима Усов. Коронными у него были два романса – «В темном зале сейчас только плакал рояль…» и «Мое сердце плачет для вас…». Каждый раз он выходил на сцену кабаре, пряча в рукаве стакан коньяку. Жена Усова, милейшая русская дама, очень его любила – и это она, вместе с компаньонами, открыла ресторан «Динарзад».
Увы! Нис кем из этих талантливых людей встречаться на репетициях, вместе работать в труппе мне более не довелось. «Русский франкофонный театр» создать мы не сумели. Зато у нас возникла другая идея.