Царица Савская
Шрифт:
— Ты не устал от путешествия и тяжелой поездки сюда?
— Меня хорошо накормили, и я отдохнул. Но будь все иначе, сама возможность восславить бога придает мне сил.
Как я завидовала ему в этой его уверенности и преданности пусть даже безымянному богу!
— Тогда играй и пой для меня, — сказала я, откидываясь на подушки.
— На общем языке или на языке моего народа? — спросил он.
— На твоем собственном.
Он низко поклонился и начал играть, а когда запел, его голос наполнился прекрасной и светлой печалью. Я закрыла глаза и впитывала его песню, как масло.
Он играл, пока первые лучи рассвета
В то утро мне снились загадки. О царях далеких стран, что одновременно приказывали и льстили, о тронах, которые нужно было оставить, чтобы усилить.
О безликих богах с непроизносимыми именами.
Впервые за много лет я засыпала, уверенная в своем пути.
Впервые за много лет я с надеждой смотрела в будущее.
Но я знала, что мне придется превзойти свое собственное хитроумие прошлых лет и сделать такое, в сравнении с чем померкнут любые интриги.
Глава пятнадцатая
В ту зиму торговец, водивший караван в год отдыха Тамрина, усталый человек из племени авсан, Шараха, прибыл во дворец по моему велению. Обычно он не отправлялся так далеко, не доезжал до Израиля, останавливаясь в оазисе Тема, южнее Эдома.
— Я посылаю отряд из пятидесяти вооруженных людей для охраны твоего каравана, — сказала я. — Но когда доберешься до Темы, ты должен послать двадцать человек отряда ко двору израильского царя и должен дождаться их возвращения, чтобы они охраняли тебя во время обратной дороги на юг.
Капитану когорты я доверила золотой кувшин для умывания, специально заказанный мной: две головы горных козлов смотрели с него в разные стороны, грациозные рога закручивались назад, формируя две ручки.
Под одной головой была гравировка «Бесстрашная». Под другой — «Безрассудная». Рот «безрассудной» головы я запечатала воском, в рот второй вложила свиток, в котором написала только это:
Твои вопросы явились зеркалом, ведь только тот, кто задает их. самому себе, станет расспрашивать о таком другого.
Бесстрашна я или безрассудна? Это два горлышка одного сосуда. Наливая из одного, ты лишаешь влаги другое.
Мое посольство выступит с моим царским торговцем через год от этого времени. Они плачут, покидая рай. Но раз уж ты не можешь выйти в мир, я отправляю Сабу к тебе. В тот день солнце взойдет на юге.
Кто я? Я девочка, которую мальчишка дергает за косы, пытаясь добиться ее внимания. Внимание привлечено. Но как же поступит девочка?
Меня зовут Загадка. Мои вопросы многочисленны, как песок.
Я рано проснулась, чтобы успеть закончить все дела при дворе. Я встретилась с советом, а через час с Вахабилом, который останется править моим царством во время моего отсутствия.
Шара мгновенно заметила во мне перемену.
— Как ты изменилась! — воскликнула она, взяв в ладони мое лицо. — Цвет твоих щек совсем как рубины твоих украшений!
Если и так, то это было заразно; подруга моего детства, которая плакала от страха, когда я поведала ей свой план, а затем снова плакала, когда я сказала, что заберу ее с собой, теперь
Дважды я слышала, как она поет в моей комнате, выкладывая свертки ткани, которые доставала из сундуков.
За один только этот звук я готова была отправиться пешком до самого края земли.
Той весной, когда прекратились дожди, я послала за Таирином. Он был непривычно тих, а в его глазах поселилась печаль.
— Обещаю тебе, что царь обязательно примет тебя, когда ты опять войдешь в его город, — сказала я. — Об этом приходе будут слагать легенды, передавая из поколения в поколение.
Но пока что тебе предстоит начать множество приготовлений. Ты будешь везти с собой больше сокровищ, понадобится больше верблюдов. К тому же сопровождать тебя будет множество вооруженных людей.
Он внимательно посмотрел на меня тогда, и широкий изогнутый лук его верхней губы стал шире.
— Это будет ответом на новый порт их царя?
Я кивнула.
— Мы начнем с ним переговоры и убедим его таким количеством даров, что он не сможет отказать нам ни в чем из того, что мы пожелаем.
— Так ты отправишь к нему свое посольство? — Его лицо начало на глазах наполняться новой жизнью.
— Я поставила тебя в крайне сложное положение, отправляя к чужому царю. В этот раз все будет иначе. Я поеду с тобой.
От этих слов он тут же мертвенно побледнел.
— Моя царица…
— Ты ведь наверняка долго думал о том, что означают те корабли — не только для Сабы, но и для твоих собственных караванов.
Он кивнул, и я заметила новые морщинки вокруг его глаз.
— О да. Мой отец никогда не заламывал руки так часто и сильно. — Он горько хохотнул. — Да и я, если уж на то пошло, никогда раньше такого не делал.
Я знала, что дело не в богатстве и не в торговле, нет. Этот человек, обласканный вниманием царя и царицы, был равнодушен ко всему столь приземленному, как золото. Боялся он вовсе не потери состояния, он не мог расстаться с суровой свободой дороги.
— Я все исправлю. Для тебя и для Сабы.
Я подняла глаза навстречу его тяжелому лазурному взгляду.
— Я никогда не сомневался в тебе.
— Однако говорить другим ты можешь лишь одно: царица отправляет посольство для переговоров с царем. Ты должен быть готов к тому, чтобы везти богатства, ни разу прежде не путешествовавшие без защиты целой армии.
— Царица, я не смогу уменьшить для тебя тяготы дороги. А с большим количеством людей и верблюдов нам действительно потребуется целая армия для похода.
— Что ж, если так… у меня есть армия.
Он ушел от меня совершенно иным человеком. Все мы менялись, всем придавала сил наша тайная затея, сковавшая заговорщиков. Даже Вахабилом двигала больше решимость, чем вечная его тревога, он перестал постоянно хмуриться, резко разговаривал с распорядителем и гонял управляющего.
Меня же время от времени охватывала тревога. Так много обещаний. Так много громких заявлений. Я не могла потерпеть неудачу. Я должна была победить. На встречах с Вахабилом и советом я гордо вскидывала подбородок. Но, уходя в сад, когда дворцовые стены начинали давить на меня, я понимала, что есть сотни возможностей проиграть. В самом путешествии, не успев достичь Израиля. В поведении с этим царем, этим поглотителем мира.