Царская Россия накануне революции
Шрифт:
Николай Михайлович, "Николай Эгалитэ", интересующийся передовыми идеями и новыми людьми, говорил мне: "Я очень хочу познакомиться с Альбером Тома".
Кажется, это знакомство ему очень по душе, по крайней мере он к нему в высокой степени внимателен.
В семь часов вечера миссия в полном составе уезжает во Францию через Архангельск.
Четверг, 18 мая.
Сегодня вечером в Народном Доме идет "Дон-Кихот". Слушая Шаляпина, я испытываю тоже наслаждение, как два месяца тому назад. Сам Сервантес был бы, я думаю, восхищен такой передачей своего образа - передачей, выявляющей в Дон-Кихоте черты и индивидуализма, и широты, и комичности, и трогательности, и карикатурности, и общечеловечности. Никогда дух великого не был лучше воспринят.
И публика столь же интересна, как и в прошлый раз; те же улыбки снисхождения и симпатии к рыцарю искателю приключений, к этому герою, в котором кротость, великодушие, покорность судьбе, терпение и мудрость уживаются с безумием, сумасбродством, верой во все невозможное, податливостью на всякое очарование, беспомощному перед действительностью.
Пятница, 19 мая.
Генерал Алексеев с неослабной настоятельностью торопит подготовление крупного наступления, которое он думает начать в первых числах июня. Центром боевых действий будет Галиция, по Стрыпе и по Пруту, между Тарнополем и Черновицами; во главе операции будет стоять генерал Брусилов. Меня уверяют, что войска, благодаря наступившему теплу, настроены прекрасно.
Сегодня у меня обедают испанский посол, граф Картахена, княгиня Орлова, княгиня Белосельская, княгиня Кантакузен, граф Сигизмунд Велепольский, граф Кутузов, леди Мюриэль Пэджег, дэди Сибилла Грэ и др.
Княгиня Белосельская и княгиня Кантакузен недавно получили письма от своих мужей с армянского и с буковинского фронтов; обе дамы тоже подтверждают, на основании этих писем, что настроение у солдат боевое. То же самое говорят леди Мюриель и леди Сибилла, которые только объезжали свои лазареты на Волыни.
Воскресенье, 21 мая.
Правитель канцелярии Штюрмера, достойный исполнитель его низких замыслов, несравненный Мануйлов, был сегодня у меня, чтобы сообщить о пустяшном моем деле с полицией. Покончив с делом, мы с ним разговариваем. С большой искренностью, - не всегда же он лжет, - в самых мрачных красках изображает он внутреннее положение; он особенно обращает мое внимание на распространение революционного духа в армии.
Я возражаю ему, приводя те благоприятные отзывы о духе войск, которые мне передавали третьего дня.
- Все это верно, но верно только относительно частей на фронте. В тылу же полное разложение. Во-первых, тыловые части ровно ничего не делают или во всяком случае недостаточно заняты. Вы знаете, что зима самое неудобное время для военного обучения. Но в этом году это обучение проходило в особенно сокращенном и упрощенном виде, за недостатком ружей, пулеметов, орудий, а главное - из-за недостатка в офицерах. Кроме того, солдаты очень скверно помещены в казармах. Их набивают, как сельдей в бочку. В Преображенских казармах, рассчитанных на 1.200 человек, помещаются 4.000 человек. Представьте себе их жизнь в душных и темных помещениях! Они проводят целые ночи в разговорах. Не забывайте, что среди них есть представители всех народностей империи, всех религий и сект, есть даже евреи. Это прекрасный бульон для культуры революционных бактерий. И наши анархисты, конечно прекрасно это понимают.
- А что думает по этому поводу Штюрмер?
- Штюрмер просит только не мешать ему и будьте уверены, ваше превосходительство, что он сумел бы управиться.
Понедельник, 22 мая.
Приезд Вивиани и Альбера Тома оставили глубокий след во всех слоях общества.
Будучи здесь, Жозеф де-Меестр, тонкий наблюдатель французской революции, заметил, как я теперь вижу, совершенно правильно: "Во французском характере, в самом французском языке есть какая-то необычайная сила прозелитизма. Вся нация - одна сплошная и широкая пропаганда".
Вторник, 23 мая.
В Трентино, между Эчем и Брентой, сильное наступление австрийцев заставило итальянцев оставить свои позиции. В Италии большое волнение; уже говорят о необходимости отхода фриульской армии, чтобы не быть отрезанной от Ломбардии занятием неприятелем Вичелицы и Падуи.
У Вердена вновь ожесточенные бои. После блестящего приступа французы захватили форт Дуамон.
Среда, 24 мая.
В 1839 г. Николай I говорил маркизу Кюстину: "Республику я понимаю, это строй определенный и недвусмысленный или, во всяком случае, могущий быть таковым. Я, конечно, понимаю абсолютную монархию, раз я сам стою во главе такого строя. Но представительной монархии я понять не могу; это строй, основанный на лжи, на обмане, на испорченности. Я готов был бы скорее отступить до границ Китая, чем согласиться на его установление".
Пятница, 26 мая.
Подвожу итог моего дня:
Сегодня утром П... сообщил мне тревожные сведения о революционной пропаганде на фабриках и в казармах.
Днем княгиня Н., не принадлежащая к партии императрицы, но близкая к Вырубовой, рассказывала мне, что Распутин на днях убеждал государыню, "что нужно беспрекословно слушаться божьего человека". Он ей затем сообщил, что после своего причащения на Пасхе он чувствует в себе новые силы против своих врагов и считает себя более чем когда-либо защитником, ниспосланным провидением императорской фамилии в святой Руси. Александра Федоровна со слезами восторга бросилась на колени перед ним и просила его благословения.
Вечером в клубе я слышал такие слова: "Если Дума не будет разогнана, мы пропали"... и затем длинное рассуждение о необходимости вернуть царскую власть к чистым основам московского православия.
В заключение я вспоминаю предсказание г-жи Тенсэн, сделанное в 1740 г. о французской монархии: "Если только не будет личного вмешательства божества, физически невозможно, чтобы правительство не сломало себе шеи".
Но я думаю, что пройдет не сорок лет, а едва ли даже сорок месяцев до падения русского режима.
Суббота, 27 мая.
Король Виктор Эмануил телеграфировал императору прося его ускорить общее наступление русской армии для облегчения итальянского фронта.
Посол Карлотти изо всех сил хлопочет о том же.
Понедельник, 29 мая.
Вера в царя, в его справедливость, в его доброту все еще живет в сердцах крестьян. И этим объясняется всегдашний успех Николая II, когда он непосредственно обращается к крестьянам, солдатам или к рабочим.
В то же время народ убежден больше, чем когда-либо, в том, что бюрократия и чиновники извращают или не выполняют благую волю царя. Никогда так часто не повторялись русские поговорки: