Царская служба
Шрифт:
— Ур-ра-а! — поддержали уже ближе и громче. Хм, что-то не время для атаки, даже для нашей…
— Ура-а-а-а!!! — это уже кричали староладожцы, тут и наши ополченцы, переглянувшись, подхватили русский боевой клич. Хотя, пожалуй, в данном случае не столько боевой, сколько победный…
— Шведов побили! — пронеслось по войскам. — Отступили они! Урр-ра-а-а-а!!!
Победа! Вот почему армия кричит «ура!». Что ж, с таким аккомпанементом шведам отступать будет сподручнее, хотя уж точно не веселее. Я уже с нетерпением ждал капитана, который наверняка уже успел узнать хоть какие-то подробности.
— Победа, братцы! — выкрикнул капитан Палич, слегка растрепанный и ошалело веселый. — Швед повсеместно отбит с тяжкими потерями и отступает на исходные позиции! Откуда утром наступал! — пояснил он для ополченцев, не особо сведущих в тактических ухищрениях. И мы свое дело исполнили! Не дали врагу в обход пойти! Не зря
— Рады стараться, вашбродь! — нестройно ответили ополченцы.
Капитан разрешил жечь костры и греться, ополченцы восприняли дозволение как прямой приказ и с радостью кинулись собирать сучья, чтобы развести огонь побыстрее. Прямо скажу, ночевка в полевых условиях, что нам, по всей видимости, предстояла, меня не радовала, ну да ничего, выдержим. Главное, мы сегодня победили. А для меня еще и то важно, что я жив и даже, тьфу-тьфу-тьфу, не ранен. На фоне общих потерь нашей роты это смотрелось просто чудом…
Мы с капитаном успели погреться и поговорить с людьми у одного из костров, и уже собирались перейти к другому, чтобы никто из ополченцев не чувствовал себя обделенным вниманием начальства, как прибыла благоухающая дымом и чем-то неописуемо вкусным кухня. Повар, не подумав, пытался что-то ворчать насчет того, что не дело, мол, трем десяткам человек получать пищу, которую варили на неполную сотню, но ополченцы посмотрели на него так пристально и многообещающе, что он тут же осекся и дальше уже молча накладывал тройную порцию каждому, кто подходил к раздаче.
Горячий кулеш и мягкий, даже слегка еще теплый, ржаной хлеб, да еще и в тройном, против обыкновенного, количестве оказались очень к месту, помогая восполнить силы и успокоить нервы после жаркого и тяжелого боя. Опять же, мерзнет сытый человек куда медленнее, нежели голодный, так что и для согрева поесть всегда неплохо. На полный желудок уже и перспектива полевой ночевки не так удручала, как каких-то полчаса назад.
Устроившись на лапнике, и укутавшись поверх шинели аж в два снятых с убитых шведов суконных плаща, я попытался уснуть. Не вышло — вместо сна в голову лезли всякие мысли. Сначала вспоминались какие-то моменты из дневного сражения, потом пошли размышления, а за каким таким хреном я вообще на войну подался. Кому, спрашивается, и что я этим доказал? Если только самому себе… А что, скажете, этого мало? Хотя, честно говоря, мне уже хватило. По крайней мере, две очень важных вещи я на войне понял: во-первых, я это могу, а, во-вторых, это не мое. Да, если надо будет, снова встану в строй, но именно если надо. Просто так, из расширительно понятого долга — нет уж, хватит с меня и одного раза.
Заворочавшись в поисках более удобного положения и вроде бы достигнув такового, я начал соображать, как бы теперь поаккуратнее вернуться в Усть-Невский. Маньяк, которого так пока и не поймали, уже казался мне чуть ли не родным, а мерзнуть на улицах города, это, как я уже успел точно выяснить, намного лучше, чем мерзнуть в поле. Только вот вернуться просто так у меня никакой возможности нет. Рапорт подать? И из какого нужника мне потом извлекать свою репутацию? И как ее потом отмыть и отчистить, если вообще получится? Нет, такой вариант даже не рассматривается. Остается одно из трех — или меня ранят, чего, прямо скажу, не хотелось бы, или я чем-нибудь заболею, что тоже никак мне не улыбается, или майор Лахвостев в конце концов без меня взвоет и организует мое возвращение к расследованию. Так что ждем грозную бумагу от Семена Андреевича, ничего другого тут не остается.
Кстати, о бумагах. Рапорт полковнику Ломакину капитан Палич написал, так что скоро представление к награде отправится в путь по предписанному Наградным уложением маршруту и через какое-то время стоит ожидать «Георгия», а это уже выведет меня на совсем иной уровень… Не могу сказать, что в деле, которое я для себя замыслил, тут будет прямая польза, но все, что делает георгиевский кавалер, в глазах общества ценится несколько выше, чем то, что делает простой, если можно так выразиться, боярин. Ну да, совсем простой, проще уж и некуда, мы прямо так и поняли, хе-хе…
Тоже вот интересное наблюдение. Который уже раз замечаю, сколько здесь общего с бывшим моим миром, несмотря на все различия. Орден Святого Георгия, награждение которым я уже считал делом решенным, здесь если чем и отличается от того, что существовал в истории покинутого мной мира, то мне эти отличия неизвестны. Ну да, я в наградах не такой уж и спец, но что орден был четырех степеней, помнил, и как выглядел «Георгий» четвертой степени, который я уже мысленно видел у себя на груди, помнил тоже. И никаких отличий со здешним «Георгием» не усматривал. Такой же белый крестик с красным медальоном, такая же черно-огневая расцветка орденской ленты, вот только не знаю, когда в моем прежнем мире
Сон упорно не шел, и мозг продолжал искать и находить, о чем бы еще подумать вместо того, чтобы спать. Вспомнилась гимназия, урок истории, где нам рассказывали об Огненном побоище, когда князь Юрий Васильевич разбил объединенное датско-шведское войско. «Огненным побоищем» битву назвали из-за того, что русские боевые маги сожгли тогда большую часть кораблей датчан и шведов, а высадившихся на берег врагов стеной огня удерживали на месте до подхода княжеского войска, которое и сбросило ослабленный и деморализованный десант в море. Да уж, нам бы сейчас этих магов… Вот тоже вопрос: а куда та самая боевая магия делась? Я про нее только на уроках истории и слышал, и то как-то больше эти рассказы походили на легенды, нежели на описание реальных исторических событий. Но Огненное побоище — это у нас самый конец тринадцатого века, а вот уже с середины века четырнадцатого упоминания о боевой магии вообще исчезают из гимназического курса истории. Напрочь. И я лично, человек в магии сведущий, никогда не слышал хоть о каких-то проявлениях боевой магии ни от дяди Андрея, ни от Якова Селиванова, воевавшего на Кавказе отнюдь не в генеральских чинах, ни, кстати, от капитана Палича. С чего бы это? Все одаренные стали в одночасье добрыми и миролюбивыми? Ой, не смешите… Человеку ведь свойственна не только агрессивность. Ему, человеку, свойственно и стремление любую новинку приспособить к убиению себе подобных. И от очередного оружия отказываются люди только и исключительно тогда, когда ему на смену появляется оружие новое, более действенное и более смертоносное. Так что же, огнестрел оказался сильнее магии? Или как? Магиология, в которой я все-таки магистр, этот вопрос как-то очень уж ловко обходит, то есть даже просто никак не затрагивает. И почему, спрашивается? Ох, чувствую, письмом Левенгаупту дело не ограничится, глядишь, придется по старой памяти в Мюнхен съездить да побеседовать с господином профессором предметно… Он, правда, опять попытается уговорить меня взяться за диссертацию, очень уж хочется ему иметь среди учеников побольше докторов магиологии, но я снова вывернусь. Впрочем, если у меня получится то, чем я собрался заниматься после службы, там не то что на диссертацию материала хватит, там еще пару-тройку хороших таких толстых и увесистых трактатов накатать выйдет запросто.
Впрочем, это потом. Сейчас у меня другие заботы. Совсем другие… Надо как-то уматывать с войны, пусть здесь от меня самого ничего и не зависит. Потом надо будет искать маньяка, чтоб ему тошно стало, причем не искать даже, а найти. А вот прямо сейчас надо хотя бы сколько-то поспать. И вот это на данное время самая острая и неотложная потребность. Хм, а если попробовать вот так?..
Я устроился насколько мог удобнее и мысленно представил себя спящим. «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю, — мысленного говорил я себе. — Я уже сплю. Мне снится Лида Лапина и мне хорошо. Я сплю со счастливой улыбкой…». Так, стоп. А Лида-то мне с чего вдруг снится? Как вообще мне это в голову пришло, если девушку, у которой я похитил свой первый в новой жизни поцелуй, я не вспоминал уже не могу сказать сколько?!
Нет, так не пойдет. Если я сейчас еще начну копаться у себя в голове, с чего это я вспомнил добрую сестру Лидию, я вообще не засну. Поэтому начну заново: «Я засыпаю. Я спокойно и тихо засыпаю…»
[1] Стоять, пугливые девки! Ни шагу назад! (шведск.)
Глава 17. Опыты и результаты
Я повел стволом щтуцера вправо-влево — получалось с трудом, и пришлось ослабить хватку. Штуцер тут же ушел чуть правее и ниже, линия прицела совместилась с шведским кавалеристом, что-то высматривавшим левее меня, и я плавно нажал на спуск. Шинель смягчила удар приклада в плечо, швед вскинул руку к груди и выпал из седла. Лошадь, испугавшись, шарахнулась в сторону, занося корпус, поскольку всадник так и не выпустил поводья из другой руки. Остальные конники из шведского дозора вскинули карабины и почти одновременно пальнули в нашу сторону, но мы успели пригнуться. Из того, что в их сторону прозвучал один-единственный выстрел, шведы, должно быть, сделали неверный вывод относительно нашей численности и, на ходу доставая из седельных кобур пистолеты, резво поскакали в сторону брошенной обозной повозки, за которой мы укрывались. Поэтому появление десятка наших драгун, до поры прятавшихся в неглубокой низинке, стало для противника неприятным сюрпризом, и шведы, не принимая боя, повернули коней.