Царская служба

Казьмин Михаил Иванович

Зато майору Лахвостеву я о промахе военных, не обративших внимания на родство принимаемого на службу Буткевича с ходатайствовавшим о его принятии капитаном Бразовским, доложил. Ох, и смачно же Семен Андреевич выругался! До невозможности грубо, но именно что смачно. Не знаю уж, как там ругался тот же Бразовский, но мой начальник показал свои таланты с неизвестной мне раньше стороны.

— Вот, значит, как?! Бразовский за его перевод просил, и никто даже не поинтересовался и не проверил, с чего бы вдруг? Хорошо, что откопали это, Алексей Филиппович, очень хорошо! Уж я найду, кому там этой гадостью под хвостом намазать, а то что-то они там совсем мышей не ловят! — майор добавил еще пару непечатных оборотов.

— Мне бы, Семен Андреевич, к послужной ведомости Буткевича доступ получить, —

выложил я свою просьбу. — Без нее трудновато придется…

— Получите, Алексей Филиппович, обязательно получите, — заверил меня Лахвостев. — Завтра же, в самом крайнем случае послезавтра вам ее с нарочным прямо в Крестовую управу и доставят. Я их заставлю службу справлять как оно положено!

Назавтра с утра мы вышли с квартиры вместе. Я, проявив некоторую вольность со служебной коляской, велел возничему сначала ехать в ставку городового войска, где и вышел майор Лахвостев, и лишь затем мы двинули в Крестовую губную управу. Даже не хочу предполагать, что в ставке устроил Семен Андреевич, но к обеду объемистый пакет с послужной ведомостью Буткевича уже лежал на столе в моем кбинете. Вот это я понимаю, скорость решения вопроса!

[1] В реальной истории — обычная практика учебных заведений в России

[2] Копии

Глава 23. Я начинаю соображать

— Ну, здравствуй, Хабибуллин, — весело поприветствовал я хозяина мастерской.

— И вашему благородию здравствовать желаю, — а вот у хозяина я веселья не заметил… Он что-то сказал на непонятном мне языке, по-татарски, должно быть, мальчонке лет двенадцати и тот шустро умотал куда-то в едва заметную за кучей всякого хлама боковую дверь. — Аллах будь к вам милостив, что привело вас к бедному Яшке?

Что привело, что привело… Наткнулся я, изучая служебную жизнь скромного урядника губной стражи Буткевича, на одну интересную историю, и возникли у меня кое-какие вопросы. Собственно, за ответом на один из них я к Яшке-татарину и заглянул.

За неполный месяц, что я сидел в Крестовой губной управе, я составил довольно подробное расписание служебной деятельности Буткевича начиная со дня, когда маньяк убил купца Пригожева, и вплоть до перевода урядника из губной стражи в армию. По дням, во всяком случае, пропусков не было — на каждый день почти за год у меня было записано, что в тот день делал Буткевич по службе или же день был у него выходным. Более того, примерно по половине дней служебные действия Буткевича я сумел расписать еще и по часам. Разумеется, для написания этого титанического труда мне приходилось не только просиживать штаны в кабинете. Нет, я проводил немало времени на ногах, обходя территорию, за порядок на которой отвечала управа, я шерстил архивные полки, я беседовал с губными стражниками, как в самой управе, так и на местах, где они несли свою службу. Сидеть, конечно, тоже приходилось, изучая все то, что попало на бумагу. Вот так и попался мне прелюбопытнейший эпизод службы Буткевича в губной страже.

Девятого августа двадцать первого года в половине восьмого пополуночи Буткевич за какой-то надобностью зашел в трактир Подшивалова — заведение, как я понял, довольно низкого пошиба, однако же по меркам Барандина околотка, где у Буткевича был дом, чуть ли не шикарное. Сам Буткевич потом говорил, что ему показались подозрительными трое зашедших в трактир людишек, вот и захотел посмотреть, что там к чему. Подозрения, как тут же выяснилось, были вовсе не беспочвенными. Во-первых, людишки те прямо в трактире на Буткевича и напали — да, прилюдно на губного стражника в форме, чего простая уголовная шушера себе не позволяет. Во-вторых, они-то оказались не простой шушерой, а шайкой некоего Николки Рюхина. И, в-третьих, их тогда старательно, но до того дня безуспешно искали, подозревая, что именно они дерзко ограбили дом известного в городе заводчика Полуднева, унеся в числе прочей добычи драгоценности его супруги. Буткевич, однако, оказался уголовникам не по зубам — самого Рюхина, а также кинувшегося в схватку на стороне воров трактирщика он застрелил из двуствольного пистолета, еще одного зарубил тесаком, да одного

тем же тесаком изрядно поранил. Долго этот раненый не прожил, однако перед смертью успел признаться подоспевшим губным, что да, это они ограбили Полуднева, а к Подшивалову пришли на встречу со скупщиком, собиравшимся купить у них бриллиантовое колье, самую дорогую часть их добычи. Увидев входящего в трактир губного стражника, воры решили, что это за ними и накинулись на него. Буткевич тогда получил премию в двадцать пять рублей серебром, похвальную запись в послужной ведомости и заслужил в губной управе репутацию человека решительного и бесстрашного. Ну, это понятно — с точки зрения губных никак иначе эта история выглядеть не могла. А вот у меня, как я уже сказал, появились вопросы.

Начнем с того, что огнестрельное оружие губная стража использует нечасто, а потому носят стражники его при себе тоже далеко не каждый день. Почему Буткевич в тот день был с пистолетом?

На тот самый день местные губные назначили проверку трактира — осведомители неоднократно сообщали, что Подшивалов ведет делишки с ворами. Почему Буткевич зашел в трактир как раз за четверть часа до начала проверки? Мог ли он вообще знать о ней заранее?

При применении оружия губным стражникам положено по возможности не убивать противников, а наносить им ранения, чтобы потом можно было допросить. Стрелять, например, губных учат в конечности, рубить и колоть тесаком полагается тоже руки и ноги, а основной предписанный служебными наставлениями способ его применения — это вообще удар плашмя по голове. Почему же Буткевич стрелял и рубил сразу насмерть?

Ну и на закуску: почему у воров не было при себе того самого бриллиантового колье, если они пришли на встречу с его покупателем?

Ответы на первые два вопроса я нашел довольно быстро, не покидая здания Крестовой губной управы. На выдачу пистолета Буткевич подал прошение, как только осел в Барандином околотке, до этого семья снимала жилье по разным местам в городе. Мотивировал необходимость иметь при себе оружие Буткевич вполне логично — мол, люда воровского в околотке немало, могут и на злодеяние против служивого человека покуситься. По службе ходил он с пистолетом по особому распоряжению только, а вот на службу и со службы — при оружии.

Знал ли Буткевич о дне и часе намеченной проверки трактира Подшивалова, я в точности установить не сумел, но выяснил, что вполне мог и знать. По крайней мере в самой Крестовой губной управе это известно было, а разговоры на служебные темы в служебных же кабинетах и коридорах никто не отменял. Но для себя я решил, что Буткевич знал, а то какое-то слишком жирное совпадение получилось бы.

Поиски ответов на третий и четвертый вопросы я, подумав, решил поменять местами и начать с вопроса четвертого. Почему именно к Хабибуллину пошел? Ну так он же и скупкой краденого занимался, и с Буткевичем знался, да и мне кое-чем обязан, вот я и понадеялся на Яшку-татарина. Как оказалось, не зря…

— Что ж, Хабибуллин, я так понимаю, ты по мне не скучал, — усмехнулся я. — Но у меня к тебе кое-какие вопросы появились. Ответишь — больше к тебе не приду.

Выглядел Хабибуллин настороженно, но мое обещание больше не приходить, похоже, его успокоило.

— В прошлый раз вы, ваше благородие, меня пообещали отпустить, как отвечу, и отпустили. Раз снова обещаете, снова отвечу, — смиренно сказал он. — Яшка милость больших людей помнит.

— Что краденое ты больше не скупаешь, мне губные сказали, — начал я с легкой дозы успокоительного, — но у меня к тебе по старому делу вопросы. Когда Николка Рюхин с подельниками заводчика Полуднева обчистили, к тебе они приходили с теми драгоценностями?

— Приходили, — покаянно закивал Хабибуллин. — За две тысячи рублев отдавали. Только я их прочь завернул.

— А что так? — я сделал вид, что не понимаю.

— Яшка бедный, — горестно вздохнул Хабибуллин, — у Яшки таких денег и не было никогда. Зато умный, — тут он скромненько улыбнулся, — и в такое дело не полез бы.

— Ну да, ну да, — с доверчивым видом я покивал головой и тут же резко сменил тон и чуть не рявкнул: — А Буткевичу ты о том говорил?!

— Говорил, ваше благородие, — испуганно признался Яшка.