Царская служба
Шрифт:
Повисшее в воздухе недоверие можно было, казалось, потрогать руками. Ладно, это ненадолго.
— Пригожева Бессонов убил, как я понимаю, чтобы проверить: тварь он дрожащая, — вспомнил я не появившегося здесь Достоевского, — или способен отнять у человека жизнь. Это чисто мое умозаключение, и оно нуждается в подтверждении. Но, ваше превосходительство, господа, если на допросах Бессонова оно не подтвердится, я буду сильно удивлен.
— А вам, подпоручик, самомнения не занимать, — Белосельцев поощрительно улыбнулся.
— Просто я не вижу тут никакого иного объяснения, ваше превосходительство, — ответил я и продолжил: — Убийство Пригожева Бессонов совершил
Неполных два месяца понадобилось Бессонову, чтобы понять: убивать он может. И последовало второе убийство. Со столоначальником Торговой палаты фон Боктом Бессонов, также под личиной Парамонова, встречался для передачи ему взятки за действия в пользу купца Аникина. Знал ли фон Бокт истинное лицо того Парамонова или нет, не так уже важно. Я думаю, знал, что и стало причиной, по которой Бессонов его убил. И здесь на стороне Бессонова продолжало оставаться придуманное имя — прочим служащим палаты он был известен только как Парамонов. Убив фон Бокта, Бессонов не только устранил человека, который мог бы оказаться опасным для него свидетелем, но и создал уже цепь одинаковых убийств, в которой и должно было затеряться то убийство, ради коего все и было задумано.
На столе, к моему счастью, стоял стандартный набор — графин с водой и полдюжины стаканов. Испросив разрешения промочить горло и получив оное, я хлебнул и вернулся к изложению.
— И здесь мы подходим к главному преступлению Бессонова, тому, ради сокрытия истинной подоплеки которого и совершались остальные убийства. К убийству купца Венедикта Павловича Аникина, родного дяди Бессонова. Дяди любящего и заботливого. Аникин давал непутевому племяннику, любителю играть, деньги, спасая его от долгов. Но тут нашла коса на камень. Купцы дармоедов не любят, даже родственников, и Аникин исключением не был. Он заставлял племянника исполнять под чужой личиной поручения, которые ни один купец чужому человеку не доверит. То есть деньги, что давал Аникин, Бессонову приходилось отрабатывать, а он так не хотел. И денег тех ему было мало, он хотел больше. Точнее, он хотел получить все дядины деньги.
Разумеется, Бессонов, как единственный наследник Аникина, вызвал интерес губного сыска. Не мог не вызвать. Да, он устроил себе алиби, подговорив вдову Гришину сказать, что был у нее в день убийства, но помощник губного пристава Штерн, посланный проверить слова Бессонова, сумел распознать ложь в ее словах и заставил Гришину сообщить ему правду.
— Но в допросном листе, что доставил в управу Буткевич, алиби Бессонова полностью подтверждалось, — напомнил Горюшин. Ну да, он-то еще не знает…
— В том листе, что доставил Буткевич, — да, подтверждалось, — согласился я. — А в том, который Буткевич не доставил — опровергалось. Он подделал допросный лист.
— Но зачем?!
— Как я понимаю, изрядную часть полученного наследства Бессонов отдавал Буткевичу за молчание, — по-моему, это было очевидно. — Я не знаю, сучилось ли это до убийства Ермолаева или уже после, но источник дохода Буткевич себе нашел очень неплохой. А Бессонов тем временем убил Ермолаева, и добился-таки того, что городская губная управа стала искать неведомого маньяка, а к нему интерес утратила.
— Вы хотите сказать, что Бессонов убил трех совершенно непричастных человек, чтобы среди них спрятать убийство дяди?! — кажется, Горюшин был потрясен. Надо же, даже опытного служаку, имевшего дело с
— Именно так, — ответил я. — К сожалению, далее я буду вынужден рассказывать о делах, еще более омерзительных.
— Куда уж более-то, — проворчал князь Белосельцев.
— Есть куда, ваше превосходительство, — заверил я его и вернулся к своему рассказу. — Итак, Бессонов посчитал свой план удавшимся и убийства прекратил. Да, ему приходилось платить Буткевичу, но денег все равно было много и на красивую жизнь вполне хватало. А Буткевич тем временем перевелся в армию, где со своим единокровным братом капитаном Бразовским занялся воровскими делами с поставкой в армию провианта. Дела эти они вели с купцом Маркидоновым.
При упоминании армейских дел майор Степанов недовольно поморщился. Ничего, перетерпит.
— Однако со временем Маркидонову выгод от ведения дел с Бразовским показалось недостаточно, и он потребовал расширить размеры воровства, а заодно привлечь к этим делишкам других купцов. Бразовский с Буткевичем посчитали такое расширение слишком рискованным, и решили от Маркидонова избавиться, потому как он угрожал им оглаской, да еще так, чтобы самому остаться чистеньким. И вот тут Буткевич решил пойти по стопам Бессонова и свалить на неизвестного маньяка еще одно убийство.
Убийство Буткевич с Бразовским продумали тщательно. Они даже пошли на то, чтобы самим зародить у военных дознавателей подозрения против Бразовского, а потом допрос под заклятием должен был полностью и окончательно снять с капитана все обвинения и подозрения. Однако с таким допросом военные не спешили, и Буткевич решил снять подозрения с брата иным способом.
— Лоор? — догадался Поморцев.
— Именно, — обозначив поклон в сторону старшего губного пристава, подтвердил я. — Думаю, Буткевич пообещал Бессонову, что больше не будет брать с него деньги за алиби или же снизит размер отступных. И вот маньяк, — я постарался, чтобы это слово звучало издевательски, — снова выходит на охоту. А капитан Бразовский выходит на свободу, но тут его делами плотно занялся Семен Андреевич, — я повторил полукивок-полупоклон, на сей раз в сторону своего командира и сделал еще два небольших глотка воды.
— Однако уже очень скоро Бессонов снова взялся за трость и стилет, — продолжил я свое повествование, — на сей раз, чтобы окончательно, как он думал, обезопасить себя. Жертвой, как мы помним, стал Буткевич — единственный на то время человек, знавший истинную цену алиби Бессонова. Однако именно это убийство стало для Бессонова началом конца.
— Да, подпоручик, нам всем интересно, как вам удалось раскрыть столь изощренную и поистине дьявольскую хитрость Бессонова, — уцепился за мои слова князь Белосельцев. — Поведайте нам, не утаивайте.
Ну, раз такой человек просит, как тут не поведать? Я глотнул еще немножко водички, прокашлялся и приступил:
— Вот с убийства Буткевича все и началось. До того все жертвы таинственного маньяка не только были одним и тем же способом убиты, но и имели очень похожую друг на друга наружность, и даже одевались сходным образом. Буткевич же из этого ряда начисто выпадал, что и заставляло задуматься. Да, первоначально я пошел по неверному пути, предположив, что Буткевич в бытность свою губным стражником как-то пересекался с маньяком и что-то мог знать, а потом маньяк никак не мог его найти, потому что тот перевелся в армию. Затем случайно нашел, выследил и убил. И пусть предположение оказалось ошибочным, но оно стало отправной точкой дальнейших поисков.