Царская свара
Шрифт:
— Господин генерал, срочное донесение от подполковника Полянского, лейб-кирасирского полка командира. Отряды фельдмаршала Миниха на восток поспешно отходят, прикрываясь сильным арьергардом. Драгуны в стычки ввязываются, ругаются с нашими, призывают на сторону «царя Ивашки» переходить и от присяги царице отказаться.
— Бить таких люто и без жалости! И пусть Александр Иванович дальше преследование ведет только своим полком. А ингерманландских драгун до стычек не допускает, во второй линии пусть с преображенцами находятся, зело ненадежны они.
Панин едва сдержался от того, чтобы не выругаться прилюдно. С
Оба батальона пришлось к первой линии не допускать. Один шанцы восстанавливает на северном берегу Невы, а другой на южном, фузеи сложены, а солдатам роздан инструмент всяческий, так оно безопаснее. Драгуны вообще ненадежны — один эскадрон перебежал к Миниху, прихватив роту с другого, «улестив» манифестами от «Ивашки» и возбудив ее к открытому мятежу, причем во главе со всеми офицерами. Да и дезертиров множество рассыпалось по окрестным лесам и болотам.
Измайловцы также «симпатизируют» Иоанну Антоновичу, к которому перешло две трети гвардейского полка. Надежных офицеров и солдат, преданных императрице Екатерине Алексеевне, там едва сотня наберется, зато полтысячи волками смотрит, только и выжидают нужного момента, чтобы в лес удрать, да к Миниху податься.
По большому счету, генерал Панин понимал, что зря все эти части из столицы вывел, не нужны они в баталии будущей, даже зело вредны. Только целый батальон от первого «потешного» полка отнимают, что их фактически под охраной пяти его рот держат. Но оставлять их в столице было чересчур опрометчиво — и так город переполнен вредными слухами о «добром императоре Иоанне Антоновиче», что народу «отец родной», и «злой царице Екатерине Алексеевне». Что уже не «Матерь Отечества Несравненная», а «мачеха презлая», «змеюка подколодная, ядом смертным мужа опоила», чтобы овдовев «самой царствовать и всем владети».
— Ничего, ты только до вечера погибель свою оттянул, Ивашка, — Панин со злобой посмотрел на приземистые стены крепости, что казалось выросли из свинцовой глади озера и реки.
— Как орудия выставим, и порох подвезут, так тебе враз весело станет, — Петр Иванович усмехнулся. Ему с утра сообщили, что самозванец сидит в крепости, слишком быстро Миних отвел свои батальоны из форштадта, боясь окружения. И правильно сделал — тут как опытный генерал, Панин отдавал должное победителю под Ставучанами, хотя жаждал его погибели.
Как обложение Шлиссельбурга будет законченно, а солдаты отдохнут после бессонной ночи, то после полудня гвардия выступит супротив Миниха — по три батальона от полков Преображенского и Семеновского с артиллерией. И семь эскадронов конницы — полный полк лейб-кирасир и два эскадрона конногвардейцев (еще один будет оставлен присмотром для ингерманландских драгун, чтоб непотребный мятеж не учинили). Вполне достаточные силы для победной баталии…
Орудийный грохот донесся с каменных стен Шлиссельбурга, которые заволокло густым пороховым дымом. На месте строительства шанцев, что на островках взметнулись черные клубки дыма, несколько ядер ударили в дома форштадта, напрочь снося крыши и бревенчатые стены. Крепость, доселе молчавшая, ожила, неся смерть осаждавшим — орудия с ее верков и башен стреляли беспрерывно…
И началась паника, что в мгновение захлестнула всех!
Солдаты и мужики бросили работу и, как облитые кипятком тараканы, шустро разбегались с шанцев, бросаясь в воду — благо до берега было рядом и неглубоко. По улицам форштадта понеслись верховые и телеги, на барках, что стояли в канале началась неразбериха — ядра долетали и туда, добавляя горестных криков и воплей.
— Петр Иванович, может быть, мы не будем так спешить со строительством шанцев? Как видите, пушки царя Иоанна Антоновича бьют метко, не жалею и трехпудовых бомб, что своими взрывами довели народец и лошадей до беспамятства. Нужно дождаться вечера и под прикрытие тумана работать без помех всю ночь, а уже утром начать обстрел крепости.
Потомок гордых скоттских королей стоял с флегматичным видом, говорил спокойно, совершенно не обращая внимания на летящие ядра, что горели пламенем, обмазанные смолою. Видимо, осажденные решили поджечь форштадт, и тем самым выкурить оттуда осаждающих. Предположение было здравое — действительно, днем им не дадут возводить шанцы, сейчас даже батогами не заставишь никого трудиться…
Глава 2
Выборг
Генерал-майор Алексей Силин
ближе к полудню 7 июля 1764 года
— Господа офицеры, государь-император и самодержец Всероссийский Иоанн Антонович, третий этого имени, призывает вас выполнить свой долг перед престолом и державой!
Алексей Петрович остановился, говорить генералу было тяжело. Только что прочитал царский манифест, что вызвал всеобщее ликование. А теперь приходится надрывать горло, чтобы каждый морской или армейский офицер, да еще сержанты с боцманами, которых столпилось на небольшой площади несколько сотен, услышали его слова.
— Доколе гвардия будет возводить на престол тех, кто нам не надобен. Царица окружила себя фаворитами и любимчиками, что казну государственную опустошили, а тем, кто верно и честно служит, кто воевал с пруссаками за честь русскую, за могущество державы нашей, даже объедков с гвардейского стола не достается! Скажу всем честно и прямо — те деньги в казне, что полагались на выплату жалования флоту и армии, все восемьсот сорок тысяч рублей, серебром и червонцами, были нашей «доброй царицей» выплачены до копеечки… Только не нам всем, а братьям Орловым, за то, что они помогли ее на трон подсадить, возмутив гвардию!
По площади прокатился недовольный гул, военные в одном порыве всколыхнулись. И сам Силин охотно разделял это недовольство — ему, генерал-майору и коменданту крепости, так же постоянно задерживали жалование, а что говорить о простых служивых — обнищали все, сиры и убоги без пригляда государственного. А речь эту, собственноручно Иоанном Антоновичем написанную, он в долгой дороге чуть ли не наизусть выучил так, что от зубов сейчас отскакивало.
— Гришка Орлов генерал-поручиком и кавалером стал, титул светлейшего князя получил, а его братья графами да генералами тоже облагодетельствованы царицей. А за какие подвиги, прикажите знать?! Что ублюдков матушке-царице исправно сотворили?! Не на полях сражений и в морских баталиях в поте лица сражались, а на приступ шли в постели женской! Так-то оно безопасней сражаться!