Царский угодник. Распутин
Шрифт:
Труп вытаскивали из машины вчетвером: Лазоверт, Пуришкевич, Сухотин и круглый, как шарик, смешливый солдатик с постоянно открытым ртом — из тех, что несли службу у юсуповского дворца; великий князь на всякий случай встал перед автомобилем — занял пост, как на часах: мало ли кого может принести в этот неурочный час на мост.
Тело Распутина раскачали, держа его за верёвки, перевалили через перила и швырнули вниз, в дымный водяной проран. Раздался громкий всплеск, тело большой рыбой нырнуло в чёрное дымное течение,
— Счастливого пути! — хрипло пробормотал Пуришкевич и тут же выругался: к трупу забыли привязать гари и цепи.
Цепями скрутили шубу Распутина, как верёвкой, сунули туда одну из гирь и также швырнули в промоину. Следом бросили вторую гирю.
Лазоверт полез в автомобиль, обшарил его, нашёл один из ботов «старца», перекинул находку через перила.
Вся операция заняла не более трёх минут.
— Ну что, ничего не осталось от этого пакостника? — хриплым шёпотом спросил Пуришкевич.
— Вроде ничего, — отозвался Сухотин.
Великий князь натянул на руки перчатки.
— Тогда вперёд!
Он завёл мотор, включил фары. Два резких снопа света вновь вырвали из ночной темени сторожку с двумя слепыми оконцами, осветили самого сторожа — бородатого инвалида в ватной папахе, прижавшего к себе старую трёхлинейку, инвалид безмятежно спал — резкий свет не разбудил его, инвалид лишь пошевелился, повернул голову набок, устраиваясь поудобнее, и, привычно стискивая руками винтовку, продолжал храпеть дальше.
— Вот так везение! — удивлённо проговорил Дмитрий Павлович. — Он даже не проснулся.
— Солдат. Привык дрыхнуть в окопах. Там они все спят стоя, сидя — как угодно, в самых неудобных позах, не обращая внимания ни на что, — сказал Пуришкевич. — Даже если рядом взорвётся снаряд и его забросает землёй — также не обратит внимания и будет спать дальше.
На этом везение заговорщиков кончилось. Едва они проехали мост, как автомобиль начал чихать, из выхлопной трубы стали вылетать зелёные чертенячьи искры, колеса оскользались в снегу, юзили — машина никак не хотела двигаться дальше, а потом и вовсе заглохла.
— Что за напасть! — Дмитрий Павлович хлопнул перчаткой по рулю. — Никогда за этим автомобилем таких сюрпризов не водилось.
— Свечи, — коротко бросил Лазоверт, выскочил из автомобиля, прочистил свечи, и машина завелась. Двинулись дальше.
Проехав километра три, вновь остановились. Опять доктору пришлось выбираться из тесной, успевшей немного нагреться кабины.
Когда остановились в третий раз — это произошло недалеко от Петропавловской крепости, — Дмитрий Павлович сообразил:
— Это, господа, Гришка нас не пускает, за полы шинелей держит. Вот нечистая сила!
— Поздно нас держать за полы, — мрачно и устало пробормотал Пуришкевич. Усмехнулся. — Всё! Вы знаете, о чём я думаю, господа?
— О чём? —
— О том, что, может быть, мы напрасно сбросили тело Распутина в реку, может, лучше было оставить его где-нибудь на виду, в приметном месте?
— А какой смысл?
— Мне кажется, очень скоро появится второй Распутин, лже-Гришка... очень уж это занятие выгодное — быть Распутиным. И прибыль приносит, и славу, и усладу. А?
— Может быть, вы и правы, — после некоторого молчания произнёс Дмитрий Павлович, — но ведь сделанного не исправить — всё. Поезд ушёл, и даже красного хвостового фонаря его не видно. Гришка Распутин находится в реке, подо льдом. Назад его не вытащить, не оживить.
— Да, не вернуть. — Пуришкевич вновь хмыкнул. — Было бы странно, если бы кому-нибудь это удалось сделать. Вы правы, Дмитрий Павлович, дело сделано, и не стоит теперь сомневаться в чём-то. Это только собственные нервы трепать.
— А потом, Россия распадается, разламывается, как гнилой арбуз. Народ бунтует, много голодных, ещё больше увечных... И не один Распутин в этом виноват. Как было бы просто, если б виноват был только он один.
— Всё равно его надо было убирать.
— Естественно, — Великий князь побарабанил пальцами по кругу руля, прибавил скорость. — Другого выхода просто не было. — Он снова побарабанил пальцами. — А ведь действительно, из какой-нибудь сибирской или уральской Голопуповки может приехать мужик, как две капли похожий на Распутина, и продолжить его дело... — Дмитрий Павлович сдавленно, словно бы не веря в то, что такое может быть, рассмеялся. — Дело Распутина бессмертно. Так, Владимир Митрофанович?
— Думаю, что нет. — В голосе Пуришкевича привычно зазвенел металл. — Появится второй Распутин — поступим с ним, как и с первым.
Замолчали. Каждый думал о чём-то своём, в основном о грустном. Печаль светла, только в печали да в заботе о ближнем рождаются светлые мысли. Вскоре подъехали ко дворцу великого князя.
Когда выходили из машины, Сухотин, обычно молчаливый, сосредоточенный, погруженный в себя, неожиданно выругался.
— Что случилось, капитан? — насторожился великий князь.
— Да вот, — Сухотин брезгливо, двумя пальцами, выкинул из машины на снег резиновый бот Распутина, — забыли.
— Вот напасть! Тьфу! — великий князь отплюнулся. — Одну галошу благополучно выкинули, вторая же, как графиня, на автомобиле прибыла в Питер. Как же это мы? — Он усталыми глазами обвёл приехавших.
— Это ещё не всё, — сказал Сухотин. — Кровь протекла на ковёр...
Салон машины украшал роскошный персидский ковёр пурпурного цвета, постеленный под ноги, с жёстким ворсом, с тонким затейливым орнаментом, этот ковёр был безнадёжно испорчен — на нём чернели крупные кровяные пятна.