«Царское дело» Н.А. Соколова и «Le prince de l'ombre». Книга 1
Шрифт:
Далее в том же письме говорится следующее:
“Я (секретарь еврейского комитета) задал министру (Старынкевичу) вопрос: «Как он объясняет тот факт, что генерал Нокс послал в Британское Военное министерство рапорт противоположного содержания?» Старынкевич объяснил, что русские военные круги энергично отстаивали свое убеждение, что убийство Царской Семьи – дело еврейских рук. С этим убеждением ему, Старынкевичу, пришлось бороться, и хотя данные предварительного следствия вполне выяснили полное отсутствие евреев, но военные круги настойчиво стояли на своем и заставили Министерство взять дело из рук члена Суда Сергеева
«“Военные”, – уточняет далее английский журналист, – о которых говорит Старынкевич, никто иной, как один генерал Дитерихс, в то время командовавший Уральским фронтом. Именно М.К. Дитерихс настаивал на передаче дела в другие руки. Адмирал Колчак, разделяя взгляды Дитерихса, дал ему особые полномочия (2/15 января 1919 года)».
Что же до сути дела, то она нашла свое отражение в представлении генерал-лейтенанта М.К. Дитерихса Верховному Правителю А.В. Колчаку от 28 апреля 1919 г.
«Мне, лично, – писал Михаил Константинович, – на основании изучения всей совокупности обстоятельств: предшествовавших убийству, характера самого убийства и, особенно, сокрытия следов преступления – вполне обрисовывается, что руководительство этим злодеянием исходило не из русского ума, не из русской среды. Эта сторона дела придает убийству б. Царской Семьи совершенно исключительное по исторической важности значение…»
Екатеринбург после занятия его белыми. Вид на Вознесенскую площадь. На заднем плане виден Ипатьевский дом. Фотография сделана от усадьбы Разумовских
Именно этого больше всего и боялся министр-революционер С.С. Старынкевич, инициировав рассмотрение 15 апреля 1919 г. в Правительстве своего заявления «о незакономерных действиях некоторых военных начальников».
Пусть, конечно, и безуспешно, но, как говорится, «отметился».
На том же самом, напомним, настаивал и происходивший из выкрестов И.А. Сергеев (предшественник Н.А. Соколова), дававший интервью своему единоплеменнику – американскому журналисту Герману Бернштейну, посланцу Я. Шиффа и, одновременно, сотруднику Коминтерна и ОГПУ.
Того же впоследствии пытались добиться от Н.А. Соколова уже в Париже «лидеры российского умеренного еврейства – Пасманик и Слиозберг».
В ту же дуду продолжали дудеть и позже: англичане Энтони Саммерс и Том Мангольд (1976) и американка Шэй МакНил (2001), а вслед за ними и некоторые наши исследователи, пусть и не разделяющие основную концепцию этих авторов о мнимом спасении Царской Семьи, но солидарные с ними в главном для них — о «цареубийственном навете». (Не зря говорится: Бог шельму метит.)
Имея в виду деятельность (вернее намеренное бездействие) С.С. Старынкевича и всех подведомственных ему судебных и следственных властей, Вильтон замечал: «Адмирал Колчак, ставши Верховным Правителем в ноябре, не хотел дать ему приказ прекратить ту трагическую пародию на следствие, которую
Сам Н.А. Соколов так описывал последовательность передачи ему дела:
«18 ноября 1918 года верховная власть сосредоточилась в руках Верховного Правителя Адмирала Колчака.
17 января 1919 года за № 36 Адмирал дал повеление генералу Дитерихсу, бывшему главнокомандующему фронтом, представить ему все найденные вещи Царской Семьи и все материалы следствия.
Постановлением от 25 января 1919 года член суда Сергеев, в силу повеления Верховного Правителя, как специального закона, выдал Дитерихсу подлинное следственное производство и все вещественные доказательства. […]
В первых числах февраля месяца генерал Дитерихс доставил все материалы в г. Омск в распоряжение Верховного Правителя.
Высшей власти представлялось опасным оставлять дело в общей категории местных “екатеринбургских” дел, хотя бы уже по одним стратегическим соображениям. Казалось необходимым принятие особых мер для охраны исторических документов. […]
5 февраля меня вызвал к себе Адмирал. […] Он приказал мне ознакомиться с материалами следствия и представить ему мои соображения о дальнейшем порядке расследования. […]
6 февраля Адмирал сказал мне, что он решил сохранить обычный порядок расследования и возложить его на меня.
7 февраля я получил предложение министра юстиции о производстве предварительного следствия и в тот же день принял от генерала Дитерихса все акты следствия и вещественные доказательства.
3 марта, перед моим отъездом к фронту, Адмирал нашел необходимым оградить свободу моих действий особым актом»:
«Настоящим повелеваю всем местам и лицам исполнять безпрекословно и точно все законные требования Судебного Следователя по особо важным делам Соколова и оказывать ему содействие при выполнении возложенных на него по моей воле обязанностей по производству предварительных следствий об убийстве бывшего Императора, Его Семьи и Великих Князей.
Адмирал Колчак».
Верховный Правитель, по словам капитана П.П. Булыгина, говорил ему о Николае Алексеевиче Соколове: «Я ему верю, это золотой человек».
«Колчак, – вспоминал Павел Петрович, – в период работы следствия в Екатеринбурге, приезжая на фронт, всегда вызывал к себе Соколова для обстоятельного доклада, интересуясь всеми подробностями работы. Особенно живо интересовался он судьбой Великого Князя Михаила Александровича. […]
< image l:href="#"/>Верховный Правитель адмирал А.В. Колчак в Екатеринбурге
Соколова подкупала в Верховном Правителе искренность и простота. Однажды в Екатеринбурге доклад Соколова адмиралу и совещание с ним о нужных мерах в работе затянулись до 4-х часов утра. Усталый и раздражительный Соколов в пылу разговора, возражая на какую-то фразу адмирала, ударил его по колену:
– Да что вы мне ерунду говорите!..
Но сейчас же опомнился:
– Простите, Ваше Высокопревосходительство, – я забылся…