Царственный паяц

Северянин Игорь Васильевич

действительные факты из жизни поэта, но абсолютнейшим образом не интересные для

читателя, разговоры, о которых хочется сказать словами Лермонтова:

Где разговоры эти слышать?

А если и случалось им,

177

Так мы их слышать не хотим!

Почти на каждой странице особенно последних трех книг Игоря Северянина

встречаются

выражения, прямо оскорбительные для каждого обладающего вкусом

читателя. То поэт пишет комическое: «Я... от неги вешней мог истечь» (IV, 28) и даже

столь доволен этим образом, что его повторяет: «ребенок мог истечь» (не кровью, а «от

грез»); то

ставит неимоверное сочетание слов: «я вдохновенно сел в курьерский» (И, 107); то

подносит «другу» такой совет в стихотворении с эпиграфом из Ф. Сологуба: «Друг,

оголивай свою Ойлэ!» (II, 123). Игорю Северянину нипочем сказать: «постиг

бессмертия процесс» (I, 111), «зацелую тебя, как идею брамин» (II, 124), «в танец

пустился мир, войдя в азарт» (И, 10), о проститутках - «в ад их д е н ь» (II. 115), «играть

в Наполеона — в о т в том-то и г р е- х и» (IV,96), «обостряли нервы до границ» (II, 54)

и т. п., и т. п.

Верха, быть может, безвкусия достигает Игорь Северянин в стихах, посвященных

современной войне. Отдел этих стихотворений начинается отвратительной похвальбой,

что величье Германии «солдату русскому на высморк» (IV, 93). Не думаем, чтобы сам

русский солдат, известный своей скромностью и на деле ознакомившийся с мощью

германцев, подписался под этим хвастливым выкриком эстрадного поэта. Далее автор

комически восклицает, обращаясь к Германии: «Дрожи перед моею лирой!» (или это

тоже сатира на самого себя?) Затем гражданственная поэзия Игоря Северянина

переходит площадную ругань; «шут» (IV,96), «буржуйка» (IV, 93)» «наглая» (IV, 99),

«апаш» (IV, 99), «мародер» (IV, 94), «срам» (IV, 95) - вот приемы, которыми поэт хочет

унизить наших врагов. Ругаться из-за спины других - вряд ли значит исполнять свой

долг поэта в войну, и не много надобно вкуса, чтобы понять, в какой мере это

некрасиво, именно «не эстетично». Военные стихи Игоря Северянина, которыми он

срывает дешевые аплодисменты публики, производят впечатление тягостное.

Перефразируя слова аббата Делиля, можно сказать: все недостатки Игоря

Северянина в его безвкусии.

4

Но кроме безвкусия есть другая причина, закрывающая поэзии Игоря Северянина

пути к развитию. Поэтически талант дает многое, когда он сочетается с хорошим

вкусом и направляем сильной мыслью. Чтобы художественное творчество одерживало

большие

победы, необходимы для него широкие умственные горизонты. Только

культура ума делает возможной культуру духа. Поэт, умственные интересы которого

ограничены, роковым образом обречен на скудость и однообразие тем, и вместо

бесконечности мировых путей пред ним всегда будут лишь тропки его маленького

садика.

Игорь Северянин сам не скрывает, что мысли не его удел. «Я — са- моучка-интуит»

— сообщает он в одном месте (IV, 111). То была бы еЩе не большая беда, и Пушкин во

многих отношениях был самоуч- Кои; хуже, что Игорь Северянин пренебрежительно

относится вообще к Учению. «Не мне в бездушных книгах черпать!» (I, 136)» - гордо

за-

являет он. И из его стихов видно, что он, действительно, не так-то много «черпал» в

книгах. Как только он подступает к темам, требующим знаний (хотя бы и весьма

элементарных), это обнаруживается. Напр<имер>, у Игоря Северянина Нерон клянет

свой трон (1,107), а гетеры (!) глядят на него из лож партера; краснокожие в Мексике

мечут бумеранг (I, 68); слово «шимпанзе» получает ударение на «а» (И, 111); брамин

целует идею (И, 124) и т. п. Не видно даже знакомства с литературой, что, казалось бы,

для поэта обязательно. В стихах Игоря Северянина упоминаются лишь наиболее

178

популярные писатели, а если встречается имя чуть-чуть менее общеизвестное, как

заметно, что поэт знает его лишь понаслышке: как, напр<имер>, он говорит о строфах

Верхарна, этого почти всегда а-строфического поэта!

Если стараться выудить из стихотворений Игоря Северянина мысли, отвлеченные

суждения, улов получится самый бедный. В сущности, выищется лишь единственная

мысль: «Живи, живое!» (II, 9), которую поэт и повторяет на разные лады: «Люби

живущее, живой!» (IV, 136), «Я... ярко радуюсь живым» (IV, 139) и т. д. Мысль не

неверная, но не более новая, чем максима (Вл. Соловьев): «Не людоедствуй».

Попадаются еще, столь же «набившие оскомину» изречения: «Одно безумье гениально,

и мысль ничтожные мечты» (И, 112, сколько раз твердил хотя бы Фет о «безумьи вещем

поэта»!) или еще: «В грехе забвенье» (I, 11), а потому: «Греши отважней» («Если

хочешь, поди согреши», — лет за 20 до Игоря Северянина писал Д. Мережковский,

повторяя, конечно, старые слова). А что такое «грех» по мнению Игоря Северянина?
–

«утолить инстинкт» (I, 13). Вот и весь умственный багаж поэта; это не мешает ему

уверять, будто «всероссно» т. е. все во всей России убеждены, что он что-то сказал