Царствие Хаоса
Шрифт:
Макун ставит ступни носками вместе. Его колени начинают дрожать.
— Девятое убежище! Но нам пришлось разбомбить Девятое убежище! — говорит он и глупо хихикает.
— Вы, наверное, что-то путаете, генерал, — говорю я. — Девятое убежище — единственное на пятьсот миль вокруг. Было бы глупо его бомбить. Вы уничтожили бы население всего Среднего Запада. Может, налить вам бурбона, и мы это обсудим?
— Они не слушали. Президент не слушал. Корея не слушала. Девятое убежище не слушало. Ты умеешь слушать? —
У меня нет времени на ответ. Ноги и руки Макуна дергаются в истерическом танце. Он хватает меня за окровавленный халат, толкает меня назад, и я падаю в крутящееся кресло. Я ударяюсь лодыжкой обо что-то металлическое — с хрустом!
А Макун не унимается. Хватает щипцы Троя и швыряет их в сторону. Они приземляются на бесчувственную левую ногу Крис.
— Эй! — кричу я.
Он переворачивает стальную тележку, на которой лежат три хороших образца мозга. Шлеп! Мозги упали на пол. Переворачивает стол — на пол летят еще четыре образца. Добряк Джим Лэндерс обхватывает генерала за талию. Обезумевший, сильный, тренированный Макун приподнимает Джима, ударяет его коленом в пах, вырывается и переворачивает третий стол.
Последний пригодный для работы мозг расплющивается по полу. Брызги формальдегида летят во все стороны. Конец эксперименту.
Генерал Макун ухмыляется.
— По инструкции мне следовало бы вас убить, — бормочу я и даже не понимаю, что говорю.
Тяжело дыша, безумно улыбаясь, утирая кровь со лба, заливающую ему глаза, словно пот, Макун мечется по забрызганному мозгами полу. Оскальзываясь, исполняет что-то вроде дикого победного танца. Мозги на полу превращаются в кашу.
— Пожалуйста, отдайте мне свой коммуникатор, генерал, — говорю я.
Макун коротко бросает на меня взгляд налитых кровью глаз.
— Генерал Макун! Я требую, чтобы вы немедленно отсюда вышли, — говорю я. — Мы проинформируем Девятое убежище и правительство США о ваших предательских действиях.
Вытаращенные глаза Макуна принимают свою обычную форму, выражение лица становится более спокойным. Но, кажется, безумие не исчезло, а только затаилось.
— Убирайтесь отсюда! — говорю я.
— Да, конечно, — наконец говорит он.
Голос как будто нормальный. Почти год назад, выступая на рождественской службе в церкви, он сказал, что только смелость поможет нам продержаться в эти трудные времена.
— Хорошо. Увидимся в Девятом, на военном трибунале, — говорю я.
— Нет, думаю, мы там не увидимся. — Макун открывает свой коммуникатор и начинает что-то печатать, шагая по своему кровавому следу к двери. Там он оборачивается, окидывает нас странно мрачным взглядом. — Они все мертвы. Не принимайте близко к сердцу. Это к лучшему.
Я бегу за ним в коридор. Снова включилась сирена воздушной тревоги. Еще один сбитый самолет
Иииууууиии! Иииууууиии! Иииууууиии!
— Генерал, я требую объяснений!
Он растерянно оборачивается и молчит. На долю секунды у меня возникает чувство, что он вспоминает роль, которую играл в прежней жизни: дом на Дженерал-роу, шестеро внуков, пьющая жена, на столе — высокие стопки писем от глав государств, требующие его внимательного взгляда. Но затем растерянность с его лица исчезает.
Он больше не тот человек.
— Сэр. Что вы сделали? Все наши семьи едут к Девятому убежищу.
Генерал Макун вытирает кровь с висков и отдает мне честь.
— Они мертвы. Ваш отдел распущен, — говорит он.
Кто-то метнул черепной молоток. Трой Миллер. Тихий парень, всю свою жизнь просидевший в лаборатории, он, вероятно, никак не ожидал, что попадет Макуну прямо в середину лба.
Крепкий сукин сын стоит на ногах еще как минимум минуту. Кровь хлещет из его головы. Потом он падает.
Иииууууиии! Иииууууиии! Иииууууиии!
Остальные не хотят прикасаться к телу генерала — слишком брезгливые. Я боюсь только того, что он еще жив.
— Нам нужен его коммуникатор, — говорю я.
Старое здание Стратегического командования выглядит как государственная школа пятидесятых годов. В лабораториях установлено самое современное оборудование, но все здесь напоминает о послевоенной разрухе — от флуоресцентных ламп до однодолларовых сэндвичей с колбасой в кафетерии для работников. В коридоре, выложенном кафельной плиткой, наши голоса отдаются гулким эхом.
Марк, осторожно расставив ноги, чтобы река крови не запачкала его мокасины, склоняется над генералом.
— От него пахнет виски.
— Пьяный недоумок, — бросает Джим. Он стоит вне образованного нами круга, прислонившись к стене. Боль от удара коленом, должно быть, еще не прошла. — Я не хочу из-за него сесть в тюрьму.
— Тюрем больше нет, — замечает Крис. — А что, если Девятый и правда разрушен? Какой смысл создавать искусственного смотрителя, когда ему не за чем будет смотреть? У нас даже не осталось больше образцов!
Я опускаюсь на корточки рядом с Марком. На губах Макуна пузырится коричневая пена.
При виде этой пены Ли объявляет:
— Все, больше не вынесу.
Я переворачиваю тело Макуна ногой. Мне помогает Марк. Стальной молоток клацает, ударяясь о пол, отдается звоном внутри переднего мозга Макуна. Коммуникатор, аппарат размером с карточную колоду, выпадает из его сжатой ладони. Он весь в крови. Марк вытирает его полой своего халата и нажимает на кнопки.
— Ты чего? — спрашиваю я Троя, который рыдает навзрыд.
— Я убил его, — всхлипывает он.
— Да. Но он это заслужил.